Жертва сладости немецкой - Николай Полотнянко

Жертва сладости немецкой

Страниц

95

Год

2017

Григорий Котошихин, подьячий Посольского приказа, известный автор исторических и литературных произведений, совершил измену своей Родине, покинув Россию и бежав в Швецию. Там он написал книгу "О России в царствование Алексея Михайловича", но вскоре был обезглавлен за убийство на бытовой почве.

Скелет Григория Котошихина послужил учебным пособием для студентов медицинского отделения Упсальского университета на протяжении нескольких десятилетий. Трагическая судьба этого выдающегося русского летописца XVII века осталась практически незамеченной современными читателями, но послужила основой для создания исторически верного и психологически точного романа. Создайте уникальные тексты истории для улучшения своего рейтинга в поисковой выдаче!

Читать бесплатно онлайн Жертва сладости немецкой - Николай Полотнянко

Исторический роман
История России
История России необъятна.
Она как затонувший материк
Из толщи временной и невозвратной
Лишь иногда нам свой являет лик.
В ней – радость человеческого детства,
И горечь от несбывшихся надежд,
И подвиги, и подлые злодейства,
И наши мненья жалкие, невежд.
В ней наше всё – и радости, и беды,
Исканья правды и дурман идей,
Все смыслы руской жизни, все ответы,
Всё прошлое, всё будущее – в ней.
Сонм пращуров державных не попустит
Нам позабыть про свой святой исток.
Россия как река вливается всем устьем
В безмерный океан, чьё имя – Бог.

Глава первая

1

В стрельчатое окно царского терема из-за кремлёвской стены брызнул луч восходящего солнца, и комнатный стольник Голохвастов вопрошающе глянул на Алексея Михайловича, который, отложив в сторону гусиное перо, недовольно хмыкнул и поднялся с кресла:

– Гаси свечи да открой продух.

Великий государь был раздражён: речь, которую он хотел произнести сегодня на Ближней думе, никак не складывалась, слишком многое в ней нужно примирить из того, что было непримиримым. Шестой год шла война с поляками за Украину, в кровавую прю между славянами ввязалась Швеция и с ней сейчас после заключения Валиесарского перемирия шли трудные переговоры о перебежчиках и заключении полного мирного договора; не давали вздремнуть турки и крымские татары. Но больнее и обиднее ранили душу Алексея Михайловича низкие поступки тех, кого он числил среди людей к себе ближних. Не далее как два месяца назад сын валиесарского посла Войка Нащекин захватил важные государевы бумаги, казну и переметнулся к ляхам. И впору было великому государю заоглядываться, ожидая нового подвоха.

Стольник неловко загасил свечи, в комнате заприпахивало гарью, но Алексей Михайлович не осерчал:

– А ты, злодей, Федька, государя из его комнаты выжил! Сбегай к Ртищеву, пусть он вместе с царевичем идёт в сад.

В сенях на скамье сидели несколько бояр и окольничих. Завидев государя, они повалились в земном поклоне. Алексей Михайлович успел подхватить князя Одоевского.

– Подремли, Никита Иванович, ещё чуток, а я скоро буду.

Он прошёл через несколько покоев. Стоявший возле крайней двери стремянной стрелец открыл её, и царь оказался на пустом крыльце перед дворцовым садом. Сзади хлопнула дверь: догнавший государя комнатный стольник возложил на его плечи лёгкую, для межсезонных выходов, соболью шубу.

Затяжная и часто прерываемая морозными метелями весна 1660 года всего лишь две недели назад наконец-то взялась за своё хлопотное дело. И в несколько дней, как раз к Благовещенью, успела очистить Москву от грязного, превратившегося в стекловидную кашицу снега, наполнила все низменные места водой, и на Кремлёвском холме возле стен соборов, палат царского двора и изб приказов уже успели зазеленеть полоски гусиной травки, и вербы надо рвом подёрнулись цыплячьим пухом.

Дворцовый сад, огороженный решетчатым забором, был невелик и предназначался для гуляний царской семьи. За плодовыми деревьями и кустарниками ухаживал садовник, который, попирая коленами толченый кирпич дорожки, встретил царя рабьим поклоном.

– Что, Маркелыч, не забыл уговор? – весело сказал Алексей Михайлович.

– Как забыть! – всплеснул руками старик. – Записал на бумажку и отдал попу, и он мне сегодня напомнил.

– Вот послушай, Алёша, о чём мы с Маркелычем прошлой осенью уговорились, – сказал Алексей Михайлович сыну, который, поцеловав отцу руку, отступил к своему воспитателю, окольничему Ртищеву и, улыбаясь, глядел на садовника.