Перерождение: Новое начало

Удар молнии – именно так можно было описать ту боль, которая раскаленной волной пронзила каждую клетку моего тела. Не человеческий крик, больше похожий на хрип раненого зверя, вырвался из груди, разрезая тишину. Я резко распахнул глаза, но яркий свет, льющийся откуда-то сверху, ослепил меня, заставив зажмуриться. Голова гудела, будто в ней поселился пчелиный рой. В ушах стоял назойливый звон, мешающий сосредоточиться.

Попытка приподняться закончилась плачевно. Тело казалось чужим, непослушным, наполненным не то ватой, не то свинцом. Конечности дрожали, а перед глазами все плыло. С трудом преодолев приступ тошноты, я сумел принять сидячее положение, свесив ноги с кровати, которая оказалась неожиданно высокой.

Осторожно оглядевшись, я понял, что нахожусь в незнакомой комнате. Первое, что бросилось в глаза – роскошь. Высокие потолки с искусной лепниной, стены, затянутые дорогими гобеленами с изображением охотничьих сцен, массивная мебель из темного дерева, украшенная резьбой и позолотой. С высокого потолка свисала хрустальная люстра, отбрасывающая на стены и пол радужные блики, все это было не привычно и чуждо для меня.

Утреннее солнце щедро заливало комнату сквозь широкие окна, занавешенные легким тюлем. Но несмотря на яркий свет, меня не покидало ощущение, что я нахожусь в заточении. Возможно, дело было в непривычно маленьком теле, которое сковывала слабость, а может быть, в самой атмосфере комнаты, подавляющей своим великолепием.

На противоположной стене я заметил большое зеркало в тяжелой золоченой раме, искусно украшенной резными узорами. Что-то неуловимо чужое в собственном отражении заставило меня преодолеть слабость и подняться с кровати.

Каждый шаг давался с трудом, ноги заплетались, будто я снова учился ходить, а пол раскачивался под ногами. Добравшись до зеркала, я ухватился за раму, чтобы не упасть, и заглянул в свое отражение.

Из зазеркалья на меня в ужасе смотрел бледный подросток лет четырнадцати. Тонкие черты лица, обрамленные непослушной россыпью каштановых волос, казались мне совершенно чужими. Но самое страшное было в глазах – больших, ярко-голубых, они принадлежали не мне, в них отражался не мой страх, не мое недоумение, а испуг незнакомого мне мальчишки, которым я теперь являлся.

И тут мой разум пронзила новая волна боли, еще более сильная, чем прежде. Меня захлестнул поток чужих воспоминаний, ярких, отрывочных, не связанных между собой, словно чей-то разум вторгся в мою голову.

Я видел строгого, но справедливого мужчину с пронзительными синими глазами, женщину с нежной улыбкой и теплым взглядом светлых глаз, девочку с золотистыми косами, заливисто смеющуюся во время игры в саду. Я ощущал восторг от первой самостоятельной поездки верхом, трепет перед первым в жизни балом, боль от несправедливого наказания, радость от подаренной на день рождения книги, обиду, грусть, непонимание.

Эти воспоминания принадлежали не мне, но они были частью меня теперь. Они принадлежали Артуру фон Грею, младшему сыну герцога Аларика, мальчику, в чьем теле я невероятным образом оказался, чье место занял против своей воли, не понимая, как такое возможно.

Постепенно боль утихла, уступив место холодному осознанию произошедшего. Я больше не был тем, кем был раньше. Теперь я – Артур, и это не сон, не игра воображения, а новая реальность, с которой мне предстояло жить.