Грустные и веселые события в жизни Михаила Озерова - Леонид Соловьев

Грустные и веселые события в жизни Михаила Озерова

Страниц

100

Год

1963

"... - Allow me, allow me! Who else? Who?" she heard, and wanted to cover her ears. And suddenly Chizhov shouted, "Ozerova, the assistant?... Ozerova? Yes?" He angered Klavdiya with this outburst. She stopped, pale, and said shortly, "Yes!" Chizhov approached her closely. There were some more words; she saw his distorted face very closely, his eyes, the gleam of his teeth. She stepped back. Her knees gave way. Chizhov immediately toppled her onto the bench. His hands groped. Klavdiya fought back silently, desperately, breaking her nails. Chizhov's hands stiffened, wouldn't let go. Klavdiya managed to turn around, and, tilting her head back, she struck him hard and sharply in the back of his head several times, broke free, and ran behind a tree. Everything happened in one second. Slowly sobering up, Chizhov took out a handkerchief from his pocket, pressed it against his broken nose. Klavdiya provocatively asked, with malicious joy, "What? Did you get it? Good!... Just in case, she picked up a stone, in case he tries again..."

Зайдя в глухой лес, Клавдия ощутила неуправляемую тревогу. Вдруг самозванец Чижов нагло преградил ей путь и возмутился, спрашивая, кого она собирается видеть. Столкнувшись с таким неприятным звуком, у нее возникло желание закрыть уши, чтобы остановить происходящее. Немедленно Чижов вкрикнул, указав на Озерова, помощника. Постепенно раздражение нарастало внутри Клавдии, и она отвечала: "Да!". В ответ на это Чижов приблизился к ней слишком близко. Она могла разглядеть его перекошенное лицо, его глаза, блеск его зубов. Кожа на ее лице потемнела от стресса, и она сказала, словно задыхаясь: "Да!".
Чижов решительно приблизился к ней, и она почувствовала настойчивость его прикосновения. Он не останавливался, и она отчаянно сопротивлялась, пытаясь освободиться. Ее ногти ломались, но Чижов не сжимал руки. Наконец, Клавдии удалось повернуться, она всеми силами ударила его в затылок и, освободившись, убежала за дерево. Все это произошло так быстро, что она не успела оценить, что произошло.
Чижов, медленно приходя в себя, достал платок и поправил разбитый нос. Клавдия, испытывая чувство удовлетворения, пошутила: "Что ж, ты получил? Хорошо!.. Просто на всякий случай я взяла булыжник, на случай если ты снова попробуешь..."

Читать бесплатно онлайн Грустные и веселые события в жизни Михаила Озерова - Леонид Соловьев


1

Это было в деревянном городе Зволинске.

По вечерам Михаил и Клавдия ходили в кино. Трижды мигнув, гасли лампочки, экран освещался голубым мерцанием первой вступительной надписи. Темный зал встречал надпись сдержанным гулом, только один Михаил не читал этой надписи вслух. «Раз, – говорил он, загибая палец. – Слышишь, Клава, запомни: раз».

Прямо в лицо сухим зноем дышала пустыня, индийский раджа раздувал хищные ноздри тонкого горбатого носа, Пола Негри шла в пески навстречу гибели. Через белые ледяные поля пробивались тяжелые ледоколы, отцы расстреливали сыновей, девушки разоблачали возлюбленных – агентов врангелевской разведки. «Путь в Дамаск», «Три встречи», «Индийская гробница», «Кровь и песок», «Сорок первый», «Водопад жизни», «Бухта смерти»… Клавдия с головой уходила в этот мир страстей, страданий и героических подвигов. Изнемогая от волнения, она судорожно сжимала руку Михаила, он же был спокоен и холоден: он считал надписи, затемнения и диафрагмы. «Сорок два титра, восемь затемнений, запомни, Клава!» «Сорок два титра, восемь затемнений, – повторяла она сухим, горячим шепотом. – Смотри, Миша, он лезет в окно».

Стрекотал аппарат, луч окрашивался то в голубое, то в красное. «Вираж, – шептал Михаил, – девятый вираж. Запомни, Клава». Фигуры на экране двигались с непостижимой стремительностью – так могут они двигаться только в провинции и только на последнем сеансе, когда механик устал, а дома дожидается друг и скучает один над нераскупоренной бутылкой и помидорным салатом.

Аппарат был старый, и часто механик объявлял в проекционное окно, как в рупор:

– Граждане, аппарат сломался. Сеанс окончен.

Граждане устремлялись к будке и находили ее предусмотрительно запертой изнутри. Граждане требовали заведующего. Механик отвечал через дверь:

– Заведующий здесь ни при чем. Аппарат старый. Дребезжит.

– А как же теперь? – спрашивали граждане. – Так и уходить, не досмотревши за свои деньги? Откуда мы теперь должны знать, что там с ним случилось, у Махны?

– А у Махны случилось с ним вот что, – говорил механик и, воодушевившись, открывал дверь. – Сидят они, стало быть, в штабе, водку пьют, и вдруг – полковник! Не тот, который в черкеске, а другой, толстый. Нагрянул и кричит: «Где план? Подавайте сюда план, или всех постреляю на месте, собачьи ваши глаза». Они и туда и сюда – нет плана! Сперли. Но кто? – вот вопрос. Тут, стало быть, который с усиками, хватает: «Вот он, красный! Держите!» Что?.. Какого полковника?.. Да не полковника вовсе, а этого, приезжего. Экой вы народ беспонятный! – сердился механик, и его черные греческие усы шевелились. – Говорят вам русским языком – приезжего хватает. Тут, конечно, обыск. Эх, спутался! Полюбовница приходит сперва, а в руках у нее письмо… Обождите-ка, я вам про письмо говорил?

– Нет, – отвечали граждане. – Про письмо позабыл.

– Ах, ты! – досадовал механик и снова рассказывал всю картину – подробно, с глубокими отступлениями в прошлое; граждане переставали понимать даже то, что видели до порчи аппарата.

Потом Михаил провожал Клавдию домой. Они шли через свежую весеннюю мглу переулков, разговаривая вполголоса, чтобы не потревожить угомонившихся на ночь собак. Вскоре они выходили на линию, к тусклому блеску рельсов. Здесь кругло цвели на низких железных стеблях зеленые огни стрелок. С затяжным убегающим звоном скользила по блокам проволока, протянутая к семафору. Твердые цепкие жуки, привлеченные на линию светом, с коротким гудением ударялись в белую рубашку Михаила, впивались в волосы Клавдии. Она боялась, что жук может провалиться за блузку, и придерживала воротник рукой.