Новый дом

Автор

Страниц

35

Год

1963

«… Наконец, Устинья вышла из приемной. Доктор, решив снять напряжение, снял куртку и осторожно лег на кровать. В его голове крутились смутные мысли и он не мог найти покоя. Он был полон желания пройти через дверь в ее комнату и ощутить взаимность. В своем воображении, он видел, как стекают волны его страсти через затворную дверь и влетают в ее жизнь. Обладая ясным видением, доктор представлял, как его каскады медицинских инструментов звякают на полу в ее комнате. "Черт возьми!", - повторил он сам себе, качаясь на постели.Устинья, поделившись тайной у колодца, была немного сгоряча. В своем рассерженном состоянии она начала сомневаться - почему доктор не обращает на нее внимания? Ей понравился доктор, она иногда замечала, что он бросает на нее взгляды, полные вожделения, но они так быстро исчезали, что Устинье не успевала улыбнуться в ответ. Но когда наступал вечер, доктор закрывал дверь и оставался один внутри своей комнаты. Он никогда не пытался задержать Устинью, наоборот, он всегда подталкивал ее вон. Ночью она проливала слезы в подушку, однако она не решилась рассказать кому-то о своих обидных переживаниях - исходя из своей гордости. А доктор сдерживался по двум причинам…»

(Добавленный текст)
Взгляды доктора на Устинью все время были полны страсти, но он боялся разрушить профессиональные границы. Он знал, что их взаимная привлекательность могла нарушить хрупкое равновесие в их взаимоотношениях, но он все равно не мог отпустить свои соблазнительные фантазии. Доктор понимал, что эмоциональная связь между ними могла привести к непредсказуемым последствиям, и поэтому он предпочитал сдерживаться. Он был готов пожертвовать своими желаниями ради их профессионализма и сохранения доверительных отношений. Но сколько еще они могли сдерживаться? Неужели будущее будет заполнено только тайными взглядами и внутренними мучениями? Это оставалось лишь на суд и времени, их переживаниям, и их сердцам...

Читать бесплатно онлайн Новый дом - Леонид Соловьев

1

О себе Кузьма Андреевич Севастьянов говорил так:

– На это я, мил-человек, любитель старинное сказывать. Я ее, старину-то, насквозь помню. Удивительное дело, мил-человек, годов мне все более, тело грузное, а память светлее. Я через свое умение пятерку заработал. Давно это было – лет десять. Приехал к нам эдак же один из города, заночевал у меня в избе. «Хозяин, – говорит, – ты, наверное, видел много, скажи, – говорит, – мне про старое». Я ему, конечно, всю ночь сказывал, а он – в книжечку. Да все пишет с успехом, а поспеть все одно не может. Прощаемся утром. «Спасибо тебе, Кузьма Андреев. На-ка, – говорит, – выпей за мое здоровье». Я жду, конечно, полтинник, и тому рад, а он – пятерку! Легкие, видно, были у него деньги…

Рассказывал Кузьма Андреевич хорошо, нараспев, мудрыми и светлыми словами. Забудется, закроет глаза и слушает сам себя как будто издалека.

Нового человека Кузьма Андреевич ни за что, бывало, не пропустит. Два дня будет ходить вокруг да около, выберет все-таки время и расскажет о старине. Очень уж поговорить любил. Оно и неудивительно, потому что никакой другой утехи в своей жизни Кузьма Андреевич не имел.

Был он широк в кости, здоров и на работу лютый, а прожил весь долгий век в покосившейся избенке; черные прогнившие доски крыльца давно уж покрылись мохом, на крыше выросла травка и даже большой куст лебеды. Стены избенки поддерживались хитроумным переплетом подпорок и кольев – вышиби две подпорки – и готово: завалилась избенка.

Еще в молодые годы мечтал Кузьма Андреевич поставить новый дом, да так и не собрался с деньгами. Всю жизнь он маялся то без лошади, то без коровы. Разве построишься?

Мечта о новом доме горечью осела на его сердце; если теперь приходилось увидеть где-нибудь проездом белый сруб, синеватый в отесинах, и сизые крылья мужицких топоров вкруг него – на целый день терял Кузьма Андреевич благодушие.

2

Однажды весенней ночью Кузьма Андреевич вышел на колхозные огороды, что примыкали к задней, глухой стене его избенки.

Ровный голубой свет заливал деревню, плыли облака; по крышам, по дороге и дальше, на полях, стлались дымные легкие тени и, добежав до оврага, исчезали, точно сваливались в него.

В голубом тумане дрожит тонкая комариная струна, роса блестит на траве, на кленовых лапчатых листьях, где-то далеко-далеко, словно за тридевять земель, сипло надрывается обезголосевший пес. Кричат лягушки в пруду – выгоняют месяц, что залез непрошеным гостем и разлегся в глубине на мягких зеленых водорослях.

Кузьма Андреевич осмотрелся. Никого… Подошел к стене, вышиб одну подпорку, другую. Бревна сразу осели; с крыши посыпалась слежавшаяся в землю солома.

Совершив это странное дело, Кузьма Андреевич вернулся в избу.

– Вышиб, – сообщил он старухе. – Завтра к полудню завалится. Дольше не выстоит.

– Ох, Кузьма! А не завалится она, часом, ночью? Придавит!

– Бог милослив, – сказал он, снимая сапоги. – Только, старуха, молчок! Завалилась и завалилась. От старости, мол, нам ровесница.

Когда в избенке потух огонек, совершилось второе странное дело.

Из-за плетня появился человек – маленький, с бороденкой хвостиком, в облезшем собачьем малахае, поставил на место колья, подумал, сходил куда-то, вернулся с толстой березовой жердью и подпер стену еще с правого угла.

Продолжить чтение

Вам может понравиться: