Мона

Наброски на роман «Мона» я начала делать ещё летом 2010 года … Помнится – бакинский месяц июль. Сияющий посреди неба неподвижный шар солнца. Жаркая погода. Пропитанный летним зноем, воздух. Тени высоких каменных зданий, падающих на брусчатый тротуар, стволы могучих корявых деревьев, застывших на фоне лазурного Каспия.

Почему-то совершенно неожиданно в сознании всплыла тема Любви. Такая знакомая и такая разная для многих из нас! Мысленно я носилась во времени и в пространстве, в уме рождались красивые образы и совершенно непохожие друг на друга сюжеты. Я цеплялась за слова, за короткие строчки, быстро записывая всё в ручной блокнот, пока через несколько дней, не обнаружила в нём, буквально, половину будущего романа.

«Мона» – мой третий большой труд, к которому у меня своё особое отношение, но я о нём умолчу, дабы не вызваться на колкую критику …

Остаюсь верной себе и своему читателю.

У бурных чувств неистовый конец,

Он совпадает с мнимой их победой.

Разрывом слиты порох и огонь,

Так сладок мёд, что наконец и гадок:

Избыток вкуса отбивает вкус.

Не будь ни расточителем, ни скрягой:

Лишь в чувстве меры истинное благо.

«Ромео и Джульетта»,

акт 2, сцена 6.

Пер. Бориса Пастернака

В пустом цирке было темно и холодно. Горячее дыхание вырывалось наружу едва заметным серым облачком, которое куда-то исчезало спустя всего лишь мгновение. Мону это веселило, поэтому она старалась по глубже вдыхать сырой воздух и выдыхать всё более заметное глазу, облачко. При каждом выдохе её пухлые, розовые губки натягивались в красивую улыбку, а глаза задорно скатывались к носу, чтобы не упустить исчезновения «облачка» в воздухе. Прошло совсем немного времени и это занятие ей стало надоедать. Она зевнула, выпрямив спину и стряхнув плечи. Локоны светло русых волос пружинисто дёрнулись и снова тяжело упали на плечи. Она сидела под самым стеклянным куполом цирка на страшной высоте. Глаз с большим трудом различал только первые ряды кресел, в то время как места за ложами и галерея совершенно утонули во мраке. Пальчики и носик Моны стали замерзать, со временем ускользнул и румянец на щеках. Она приподнялась, любознательно взглянув вниз, на красный бархатный манеж цирка. Пространство внизу, под ногами, казалось бездной. Мона не вздрогнула. Наоборот, всё тело её наполнилось бодростью, тонкая спина выпрямилась, кожа эластично натянулась, гордо выставляя правильные контуры красивого женского тела. Мона вытянула ногу, подтянув к себе рукой свисающий перед ней сплетённый канат. Всего несколько резких, но мастерских движений и он у неё в объятиях. Она спустилась вниз. Утренняя жизнь цирка стала закипать. Несколько артистов полусонно развалились в креслах первого ряда у самого входа в конюшни, покуривая вонючие сигареты и, о чём-то неохотно разговаривая. Мужчина в цилиндре грозно посматривал на упрямого коня, отказывающегося выполнять команды, каждый раз злобно сжимая в руке длинный бич. Иногда бич взвывал в воздухе и, вовсе стороны разносилось горькое ржание мускулистого животного. Он вставал на дыбы, судорожно двигая передними ногами. Рыжая грива взвивалась в воздухе и по всему телу животного пробегала щиплющая боль.

– Дядюшка Байс, – вскрикнула Мона, отпустив канат и бросившись на встречу упрямому животному, – Ну, что вы ?!!! Не надо!