Борщ, измена и тапочки

Знаете, что самое обидное в измене? Нет, не предательство. И даже не ложь. А то, что застаёшь её всегда в самый неподходящий момент. Вот как я – в розовых тапочках-зайцах с оторванным ухом и с половником в руке. Половник, кстати, тоже с историей – свадебный подарок от свекрови. «Чтоб суп варила, а не ерундой занималась», – сказала тогда. Ну что ж, мамаша, суп я варю. Точнее, борщ. А вот ваш сыночек ерундой как раз и занимается.

Но обо всём по порядку.

18 декабря, вторник, половина восьмого вечера. Я стояла у плиты и колдовала над борщом. Тем самым, маминым, со свёклой с дачи, с секретным ингредиентом (ложка сахара, но это между нами). Завтра у нас с Серёжей годовщина – тринадцать лет, между прочим. Чёртова дюжина, как выяснилось позже. Но тогда я ещё не знала, что примета сработает с точностью швейцарских часов. Которые, кстати, Серёжа себе купил месяц назад. «Премию дали», – сказал. Ага, щас! Премию ему Машка дала, как выяснится через двадцать минут.

Борщ булькал в кастрюле, как гейзер в Йеллоустоне (видела в передаче по «Дискавери»). Капуста уже размякла, картошка разварилась в самый раз, морковка отдавала сладость. Красота! Я помешивала варево и мурлыкала что-то из «Позови меня с собой», кажется. Вот уж позвал, называется. Прямо в ванную позвал, гад!

Барсик – это наш кот, рыжий террорист семи лет от роду – сидел на своём любимом стуле и смотрел на меня с таким выражением морды, будто я не борщ варю, а цианистый калий развожу. Потом вдруг вскочил, выгнул спину дугой и зашипел на дверь. Да так зашипел, что чайник на соседней конфорке присвистнул в знак солидарности.

– Ты чего, Барсюня? – удивилась я. – Мышь учуял? Или крысу?

Как в воду глядела. Крысу он учуял. Двуногую. В красном кружевном белье.

Кот продолжал шипеть, причём так выразительно, что шерсть дыбом встала. У него, не у меня. Хотя потом и у меня тоже встала, но это уже другая история.

– Да что с тобой, охламон рыжий? – я погрозила ему половником. – Опять соседский Мурзик на площадку нагадил?

Барсик фыркнул, спрыгнул со стула и демонстративно ушёл в коридор, задрав хвост трубой. Обиделся, значит. Ну и ладно, у меня борщ важнее кошачьих истерик. Хотя надо было прислушаться. Коты – они чувствуют. Особенно предательство. И крашеных за версту чуют.

Попробовала на соль – маловато. Соль у нас хранится в ванной, в шкафчике. Не спрашивайте почему – это ещё со времён ремонта повелось, когда кухню красили, а жить-то надо было. Так и осталась. Традиция, мать её. Дурацкая традиция, как и привычка Серёжи говорить «я на важной встрече», когда он… Впрочем, я забегаю вперёд.

Выключила газ (борщ должен настояться, это вам любая хозяйка скажет), сняла фартук с вишенками – подарок Серёжи на прошлое восьмое марта – и пошлёпала в ванную. В тапочках-зайцах, разумеется. Левый заяц грустный – ухо ещё в прошлом году оторвалось, когда Барсик решил поиграть в тигра-охотника. Пришила, конечно, но криво. Теперь заяц похож на ветерана боевых действий. Или на меня после тринадцати лет брака.

Коридор у нас длинный, метров пять. По пути прошла мимо нашей спальни (дверь приоткрыта, странно – Серёжа всегда закрывает, особенно когда там «важные документы раскладывает»). Мимо гостиной (телевизор бубнит, новости про доллар, опять растёт, зараза, как и аппетиты некоторых). До ванной оставалось два шага, когда я услышала… хихиканье?