Любовь. Дача! Жизнь!

Меня зовут Антонина. Но все зовут просто Тоня. Мне двадцать восемь лет, и я – доярка. Да-да, самая настоящая деревенская доярка из Коровино! Каждое утро встаю затемно. Часы показывают четыре. За окном – хоть глаз выколи. Петухи ещё не проснулись, а мне уже пора.

– Вставай, красавица, вставай, – бурчу себе под нос, натягивая старые джинсы и свитер.

Умываюсь холодной водой. БРРР! Вот это бодрит не хуже кофею! Наскоро жую бутерброд, накидываю телогрейку – и бегом на ферму. По дороге перепрыгиваю через лужи, здороваюсь с деревенскими собаками.

– Привет, Шарик! Как спалось, Бобик? Ты чего рычишь, Полкан? Не узнал, что ли?

Ферма встречает меня привычными запахами. Кому-то противно, а мне – роднее дома. Коровы поворачивают головы, когда я захожу. Мои девочки! Мои красавицы!

– Доброе утреннее, Зорька! – глажу рыжий бок своей любимицы. – Как ночевала, Майка? А ты что мычишь, Ночка? Соскучилась?

Они все у меня как люди – со своим характером, со своими привычками. Зорька ласковая, глаза прикрывает, когда дою. Майка вредная, норовит хвостом по лицу хлестнуть. А Ночка, чёрная как смоль, всегда смотрит так внимательно, будто всё понимает.

Включаю доильный аппарат – и тут БАЦ! Сломался, зараза!! А время-то не ждёт, коровам же больно, если вовремя не подоить. Эх, придётся по старинке, руками…

Подставляю табуретку, беру ведро, мою руки и сажусь рядом с Зорькой. Обхватываю тёплое вымя руками, легонько сжимаю и тяну вниз. Молоко звонко бьёт о дно ведра. Ритмично. Музыкально.

И тут меня накрывает… В голову лезут ТАКИЕ мысли! Господи, прости мою грешную душу! Руки-то мнут и тянут, а в голове совсем другие картинки… Как будто это не вымя, а… Ой, даже думать стыдно! Но думается…

Представляю себе красивого мужчину. Высокого. Сильного. С руками мозолистыми, но нежными. Как он обнимает меня, целует шею, плечи… Спускается ниже… БОЖЕ, О ЧЁМ Я ДУМАЮ?!

– Кудряшова, ты чего красная как рак? – раздаётся голос Серафимы Ильиничны, заведующей фермой. – Заболела?

– Ой, да что вы, Серафима Ильинична! Это я просто… напрягаюсь. Аппарат-то сломался, приходится руками.

– Ну смотри мне, – подозрительно щурится она. – Вечером Коля-технолог приедет, починит.

Коля-технолог… Он мне стишки в почтовый ящик подбрасывает, думает, я не знаю, что это он. Смешной! Стесняется сказать, что любит меня ещё со школы. А мне? Мне-то что с того? Разве о таком мужчине я мечтаю?

Дойка закончена. Руки гудят, спина ноет. Несу бидоны с молоком в молочарню, разливаю по флягам. Впереди ещё куча дел – свою корову подоить, кур покормить, огород прополоть… А я всё думаю о своих фантазиях.

Вечером, когда все дела переделаны, сажусь за старенький стол у окна. Достаю из-под матраса потрёпанный блокнот в клеточку. Ручка так и летает по страницам. Я записываю всё, что нафантазировала за день.

«Его руки скользили по её телу, как солнечные лучи по утреннему лугу, согревая и пробуждая каждую клеточку. Она таяла под его прикосновениями, словно масло на горячем блине…»

Дурацкие сравнения, конечно. Но других я не знаю. Я ж не писательница какая-нибудь. Я простая доярка Антонина Кудряшова из деревни Коровино.

– ААААА! – вдруг вскрикиваю я.

По подоконнику карабкается соседская коза Машка! Через открытое окно она тянет морду к моему блокноту.