Портрет Дориана Грея - Оскар Уайльд

Портрет Дориана Грея

Страниц

145

Год

2024

Под воздействием магнетического обаяния юного Дориана Грея, обладающего как неземной внешностью, так и чистой душой, художник Бэзил Холлуорд принимает решение запечатлеть его на холсте. Считается, что красота находится в глазах смотрящего, однако на портрете Дориан выглядит столь же притягательно, как и в реальной жизни. Холлуорд убеждён, что данное произведение – вершина его художественного мастерства, но он ещё не осознаёт, какую разрушительную силу может иметь искусство.

Не может остаться незамеченным для светского общества и друга Бэзила, Генри Уоттон – ироничный джентльмен и сторонник гедонизма. Уоттон видит в неопытном Дориане идеальный объект для манипуляции и начинает внедрять в его сознание концепцию о том, что истинный смысл жизни заключается в наслаждении и потакании собственным, порой приземлённым, желаниям. В результате, одно неосторожное мгновение приводит к тому, что Дориан, произнося случайное пожелание сохранить свою юность вечно, становится жертвой этого предостережения.

По мере того как Дориан предаётся разврату и моральному разложению, его портрет начинает отражать это внутреннее упадничество. Стремление сохранить красоту в её первозданной форме оказывается ужасной иронией: внешняя оболочка юноши остаётся безупречной, в то время как изображение на холсте постепенно портится, обнажая его истинную сущность. Эта история становится напоминанием о том, что красота может превращаться в орудие саморазрушения, и что искусство, которое нам кажется безобидным, может нести в себе разрушительную силу, способную разорвать на куски даже самые чистые души.

Читать бесплатно онлайн Портрет Дориана Грея - Оскар Уайльд

© Абкина М., перевод

© ООО «Издательство АСТ», 2024

* * *

Предисловие

Художник – тот, кто создает прекрасное. Раскрыть людям себя и скрыть художника – вот к чему стремится искусство.

Критик – это тот, кто способен в новой форме или новыми средствами передать свое впечатление от прекрасного.

Высшая, как и низшая, форма критики – один из видов автобиографии.

Те, кто в прекрасном находит дурное, – люди испорченные, и притом испорченность не делает их привлекательными. Это большой грех.

Те, кто способен узреть в прекрасном его высокий смысл, – люди культурные. Они не безнадежны.

Но избранник – тот, кто в прекрасном видит лишь одно: Красоту.

Нет книг нравственных или безнравственных. Есть книги хорошо написанные или написанные плохо. Вот и все.

Ненависть девятнадцатого века к Реализму – это ярость Калибана, увидевшего себя в зеркале.

Ненависть девятнадцатого века к Романтизму – это ярость Калибана, не находящего в зеркале своего отражения.

Для художника нравственная жизнь человека – лишь одна из тем его творчества. Этика же искусства – в совершенном применении несовершенных средств.

Художник не стремится что-то доказывать. Доказать можно даже неоспоримые истины.

Художник не моралист. Подобная склонность художника рождает непростительную манерность стиля.

Не приписывайте художнику нездоровых тенденций: ему дозволено изображать все.

Мысль и Слово для художника – средства Искусства.

Порок и Добродетель – материал для его творчества.

Если говорить о форме – прообразом всех искусств является искусство музыканта. Если говорить о чувстве – искусство актера.

Во всяком искусстве есть то, что лежит на поверхности, и символ.

Кто пытается проникнуть глубже поверхности, тот идет на риск.

И кто раскрывает символ, идет на риск.

В сущности, Искусство – зеркало, отражающее того, кто в него смотрится, а вовсе не жизнь.

Если произведение искусства вызывает споры – значит, в нем есть нечто новое, сложное и значительное.

Пусть критики расходятся во мнениях – художник остается верен себе.

Можно простить человеку, который делает нечто полезное, если только он этим не восторгается. Тому же, кто создает бесполезное, единственным оправданием служит лишь страстная любовь к своему творению.

Всякое искусство совершенно бесполезно.

Оскар Уайльд

Глава I

Густой аромат роз наполнял мастерскую художника, а когда в саду поднимался летний ветерок, он, влетая в открытую дверь, приносил с собой то пьянящий запах сирени, то нежное благоухание алых цветов боярышника.

С покрытого персидскими чепраками дивана, на котором лежал лорд Генри Уоттон, куря, как всегда, одну за другой бесчисленные папиросы, был виден только куст ракитника, – его золотые и душистые, как мед, цветы жарко пылали на солнце, а трепещущие ветви, казалось, едва выдерживали тяжесть этого сверкающего великолепия; по временам на длинных шелковых занавесях громадного окна мелькали причудливые тени пролетавших мимо птиц, создавая на миг подобие японских рисунков, – и тогда лорд Генри думал о желтолицых художниках далекого Токио, стремившихся передать движение и порыв средствами искусства, по природе своей статичного. Сердитое жужжание пчел, пробиравшихся в нескошенной высокой траве или однообразно и настойчиво круживших над осыпанной золотой пылью кудрявой жимолостью, казалось, делало тишину еще более гнетущей. Глухой шум Лондона доносился сюда как гудение далекого органа.