Охота на циклопа

…все приметы говорили, что день будет неудачным. Завтракая, Селезнев, потянулся за маслом и случайно зацепил локтем чашку. Она перевернулась. Горячий чай, плюхнулся ему на семейные трусы, в районе «причиндалов», как называла жена его мужское достоинство.

– Ой! Собака, какая дикая! Ой, как же мне больно, – взвыл Селезнев, стараясь придать своему вою больше трагизма.

Он вскочил из–за стола, и запрыгал по кухне, оттягивая резинку, чтобы придать обожженному месту приток воздуха.

– Трусы чистые там, – сказала спокойно жена Анюта, – на веревке в ванной висят.

Анька давно смирилась с тем, что её муж был каким–то семейным недоразумением. Не смотря на то, что он работал в районном отделе полиции сыскарем, и даже считал себя профессионалом, в обычной жизни, он был большим ребенком, который совсем недавно встал на путь постижения науки бытия.

– А ты хоть, знаешь, что я себе ошпарил? – крикнул он через открытую дверь.

– Что же ты Селезнев, мог такое ошпарить, чего я не знаю, – спросила Анюта. – Неужели у тебя там, что–то есть? Это для меня сенсационная новость…

– А ты, что Анюта, сомневаешься?

– А ты, мне не оставил вариантов не сомневаться. Я месяц от тебя слышу – «отстань – я устал». Это тебя Бог, наказал!

– За что?

– За то, что ты не умеешь пользоваться тем, что он тебе дал, – с ехидством сказала Анюта, продолжая трапезу.

– А вдруг, у меня ожог второй степени, – иронично спросил Иван и присел рядом. – Мне почему–то чертовски больно. Наверное пойдут водянистые пузыри. Потом они лопнут и…

– Потом твои причиндалы отвалятся, и я тебя брошу, – ехидно сказала жена. – Рот не надо было разевать, – перебила она.

– А я и не разевал, – ответил Иван

– Я вообще удивляюсь, как ты, на флоте служил? Ты Ваня, даже по земле ходишь, как пьяный. Тебя, почему–то всю жизнь болтает…

– Это потому, что я постоянно работаю мозгом. Я анализирую и логически подчиняю себе ситуацию.

– Лучше бы ты, работал тем, что себе обварил, – сказала Анюта. Она встала из–за стола, и швырнула Селезневу на колени льняное полотенце.

Иван улыбнулся. Забыв о пролитом чае, с головой ушел в смакование «Геркулеса», с паштетом из мяса индейки, который жена варила ему почти каждое утро.

Весть о смерти отставника майора Афанасьева, ударила по голове, словно обухом. Селезнев сорвался с места и во главе с опергруппой прикатил на место вызова.

– Ой, Иван Васильевич, какое у нас горе. Александра Петровича убили. Там ужас, что творится, – причитала соседка под дверями.

Сердце Ивана оборвалось. Он до последнего момента думал, что это какая-то ошибка, но это была реальность. Иван лично знал Афанасьева. Было трудно предположить, что этот тихий и добропорядочный человек, мог кому–то перейти дорогу. А еще хуже, стать объектом преступного посягательства.

– Что случилось Клавдия Михайловна, – спросил Селезнев.

– Ну, я, как обычно молоко утрешнее принесла соседу. Я стучу в окно, а он не выходит…

– Ну, а дальше! Дальше можно?

– Ой, горе-то какое, – вздохнула старуха, вытерев краем платка заплаканные глаза.

– Дальше, что было, – спросил Иван, чувствуя, как его нервные клетки начали возбуждаться.

– Ну! Я подошла к двери. Вошла в хату, а там это. – Еле договорила бабка. Соседка снова разрыдалась, и достав из кармана тужурки кусок белой ткани стала вытирать лаза и сморкаться.