Саспыга - Карина Шаинян

Саспыга

Страниц

175

Год

2025

Карина Шаинян – талантливый писатель, известный благодаря своему роману «С ключом на шее» и другим произведениям, которые исследуют глубины человеческой психологии и взаимодействия с природой. В её работах часто возникают загадочные и волнующие образы, заставляющие задуматься о таинственном и неизведанном.

В одном из её произведений сюжет разворачивается в этаком мистическом уголке Алтая, где мертвые кони, как будто не замечая своей участи, бесследно сливаются с табуном, в то время как живых людей словно поглощает безмолвие тайги. Это таинственное явление связано с легендой о саспыге – мифическом существе, крепко связавшемся с судьбами героев. Мясо этого существа считается деликатесом и вызывает неподдельное желание у искателей приключений.

Главная героиня, туристка по имени Ася, осмеливается покинуть свою группу, вовлекаясь в опасные приключения. Она непреднамеренно становится объектом заботы повара Кати, которая находит её и теперь вынуждена сопровождать. Однако Катю тревожит странный конь, который ведет себя слишком покорно, вызывая у неё смутные воспоминания о ее прошлом, связанном с охотой на саспыгу. Погружаясь в эти мысли, она должна решить, сможет ли она преодолеть свои внутренние демоны, расстаться с тёмным прошлым и спасти Асю от участи, которую она едва ли может себе представить.

Эта книга полна острых эмоций и нецензурной лексики, ибо автор не боится показывать реальные, порой жестокие, стороны человеческой природы и взаимодействия с дикой природой. Читатель найдет в ней захватывающий сюжет, сочетающий в себе мистику, психологию и напряжение, отражая сложные отношения между людьми и окружающим миром.

Читать бесплатно онлайн Саспыга - Карина Шаинян

© Шаинян К.С.

© ООО «Издательство АСТ»

* * *

I

1

Полудикие горные кони пахнут раздавленной травой и аптекой.

Перегретая солнцем пихта пахнет малиновым вареньем.

Когда Панночка появился в «Кайчи», по его щекам текли слезы.

Санька тогда как раз согнал меринов с сивера. Спрыгнул с коня, чтобы открыть пригон, в последний момент вспомнил, поджал правую ногу, но опоздал. Земля ударила по пятке, и от боли в лодыжке потемнело в глазах. Он тихонько взвыл, зажмурился; под веками поплыли пронзительные синие пятна

(взбесившаяся тьма летит в лицо смертельное черное бешенство тьма несется в лицо и вокруг)

– У-у-у, из-за тебя все, пропастины, – просипел он, поднес кулак к носу Бобика, и тот нервно вздернул голову, натягивая повод. Бобик был его собственный – еще короткий телом гнедыш со складочками на собранной шее. Совсем молодой – и четырех нет, но уже набравший силу и шустрый, по-настоящему шустрый. Всяко шустрее Генчикова чалого. И как будто Санька не знал, что́ будет, когда это говорил, – или правда не знал? Мало ли что скажешь, когда бухой. Ну, давай проверим, сказал тогда Генчик. Ну и проверим, ответил Санька, тяжело мотая головой. Вот завтра и проверим. Очень хотелось лечь, но его кровать стояла слишком далеко от заставленного стаканами и закусью стола. Нет, сейчас, сказал Генчик и вскочил. Он вдруг сделался очень веселым. Заразительно веселым

(не надо не хочу)

Санька встал с широкой улыбкой, которая появилась сама по себе. Бросьте, сказал кто-то из пацанов, где вы их сейчас потемну искать будете, и он – успокоенный и самую капельку разочарованный – уже собирался сесть

(не хочу не надо этой дури)

но Генчик сказал: так они на поляне на веревках оба, они с базинскими меринами не ходят.

Кто-то налил. Потом как-то сразу оказалось, что они с Генчиком уже седлаются. Аркадьевна, больше обычного похожая на тощую взъерошенную сову, орала дурниной, размахивая зажатыми в руке очками

(может остановит ну пожалуйста не разреши)

но Генчик сказал: на личном коне в нерабочее время имеем право. Аркадьевна махнула рукой, закурила и принялась молча смотреть, как Генчик тянет подпруги, – очки блестят, глаз не разглядеть. От этого было неуютно, но она ведь всегда орет. На заборе повисли оживленные туристы из полуночников. До конца второй поляны и обратно, сказал Генчик. Да иди ты, хотел ответить Санька, сам скачи, но вместо этого запрыгнул на Бобика, и тот заплясал и задергался, напуганный ночной кутерьмой.

Потом рассказывали, что они проскакали раза три или четыре. Этого Санька не помнил. Зато помнил, как Бобик, ошалевший вконец, принялся лупить задом, и Санька машинально повернул поперек поляны в горку, но Бобик горки будто и не заметил, подхватился и понес. Повод в руках вдруг оказался бесполезен, черная стена леса рванула в лицо, надо было падать, падать прямо сейчас, но он не мог себя заставить, не хотел, ничего больше не хотел, больше никаких забот, никаких напрягов, ничего больше не важно, не решать, не думать, не остановиться

(взбесившаяся тьма хлещущие ветки пропитанный смертной тоской восторг ужас и сила взлететь на черных крыльях

освобождение

удар)

Пришлось скататься вниз, в больничку на рентген, – хорошо, Аркадьевна как раз спускала группу. Всего-то трещина в лодыжке. Тут главное было не думать, что еще могло случиться, но это было легко. Очень просто было ржать с пацанами: а я… а он… да как давай меня трепать, да ты бы тоже не удержал, подумаешь, за неделю заживет, ну нехилый мы кипеж навели, а. Но в поход он пойти не смог, вылетел из графика, Аркадьевне пришлось искать другого конюха, и теперь Санька старался не попадаться ей на глаза. И за меринами-то ехать никто не заставлял: другие конюха есть, с целыми ногами. И недовольство Аркадьевны терпеть нетрудно, а спрятаться от нее еще легче. Просто хотелось побыть одному; разговоры и ржач мешали. Хотелось остаться наедине. Санька не задумывался, с чем именно