Весы Лингамены

Вот ты говоришь:

– Сучок!

А я говорю:

– Задоринка!

– Нет, сучок!

– Нет, задоринка!

Но если честно,

Ведь любой из нас с детства знает,

Что нет никаких

Ни сучков,

Ни задоринок

И уж тем более всякой там

Геометрии финслеровых пространств

И метрики Бервальда-Моора

В бескрайнем дворце Брахмы

На склонах застывшего вулкана

Дотошной геологической активности

Мезозойской эры

Не усмирённого ума

Глубокое майское небо, казалось, оцепенело; недвижно нависало оно над территорией Внутреннего Мира. Наланда знала, что в это время года по-другому здесь и не бывает. И что до сезона ветров и дождей ещё целых три месяца. Впрочем, какая разница, ведь делается всё это по нажатию одной кнопки. Там, на «большой земле».

Женщина встала, подошла к окну, и, облокотившись на раму, выглянула во двор. Там Кхарну, один из её сыновей, сноровисто и неторопливо, с удовольствием вырезал вручную наличники на окна. Большая их часть уже была готова и, будучи покрыта лаком, сохла на солнце. Мальчику оставалось сделать ещё пару штук. Кхарну очень хотел создать всё это своими руками и украсить дом, в котором все они жили – мама, его брат и сестра. Разумеется, он знал, как и любой здесь, с самого раннего детства знал, что достаточно одного прикосновения к машине желаний, и наличники будут сотканы из атомов и молекул по «образу и подобию». Но Кхарну так же хорошо знал, что запах у них совсем не тот, как у тех, что вышли из-под его стамески и лежат теперь во дворе. И на ощупь они совсем не такие – рука будто сама не рада соприкоснуться с этой имитацией дерева. Никто вокруг разницы не видит, а он, Кхарну, знает, что «машинные» наличники – ненастоящие. Ну нету за ними ничего, кроме того самого бесстыжего скопления материи «по образу и подобию», созданного щупальцами умной машины. Машина желаний создавала пустые, мёртвые предметы; она производила на свет лишь форму с наполнителем, являющуюся точной копией реально существующих вещей. А Кхарну хотел лепить эти вещи своими руками, вдыхать и выдыхать их, наполнять жизнью, а не суррогатной панацеей от человеческого несовершенства. Пусть даже для этого придётся загубить настоящее дерево. Что ж, когда-то и он, согласно закону воздаяния, возможно, заплатит свою цену…

– Странный он, – тихо промолвила Наланда со счастливой улыбкой. – Персефея и Ангарис совсем не такие. У них не возникает и мысли сделать что-то своими руками.

«А Кхарну почти семнадцать, – продолжала монолог Наланда уже про себя, – очень скоро он начнёт задавать вопросы, на которые придётся отвечать либо откровенной ложью, либо подменой понятий и замалчиванием истины, что, по сути, одно и то же. Он ведь спросит, почему за дальним полем ничего не видно, а если пройти за него дальше на восток, выходишь далеко на западе перед нашими домами. Обязательно спросит. А самим им узнать это негде. Книг и общей базы знаний у них нет. У них вообще ничего нет, кроме неизменной машины желаний».

Прекрасное лицо Наланды на несколько секунд омрачилось, вновь, как и в частые минуты терзаний, подёрнулось дымкой сомнения и слабости.

«Ведь я-то знаю, что на самом деле происходит, – продолжала размышлять женщина. – Я и пошла на всё это, чтобы попытаться принести пользу человечеству. Как хочется верить, что Наблюдатели там наверху не теряют времени даром».