Все не так, как кажется

Джим почти с детским любопытством озирался по сторонам. Он не мог вспомнить, когда был в цирке последний раз. Кажется, ему было лет пять. Тогда всё казалось таким большим, праздничным, и отец ещё жил с ними. Они пришли втроём. Мать купила Джиму сладкую вату, а отец всё сокрушался, что в буфете нет пива. Мать с отцом привычно тихо переругивались через голову мальчика, а маленького Джимми бросало то в жар, то в холод от переполнявшего его восторга. Как же давно это было! С тех пор прошло почти двадцать пять лет. Ни матери нет, ни отца. Вернее, может он где-то и есть, но не в жизни Джима. Инспектор-детектив Джим Хикманн, конечно же, мог сделать запрос и выяснить жив ли старик, но только зачем? Что это изменит?

– Да-а-а-мы и господа-а-а-а! Ма-а-а-льчики и де-е-е-вочки! Уважа-а-а-а-емая публика! Усиленный микрофоном голос конферансье прервал его мысли.

Заиграла музыка, всё как-то разом оживилось, задвигалось. На арену стали выбегать участники представления, а наверху под куполом шатра пришла в движение довольно громоздкая конструкция. Она плавно спускалась.

– Уважа-а-а-а-емая публика! Кто не знает – мы, артисты цирка – народ кочевой. Наш транспорт – фургоны и кибитки. Ах! Как бы нам хотелось побывать в заморских странах! Но они, потому и за-а-а-морские, что находятся за мо-о-о-рем! Не беда! Ведь цирк – это чудеса! Сегодня мы отправляемся в чудесное путешествие! Смотрите, смотрите: только сегодня и только тут вас ждут два часа ЧУДЕС! – Конферансье опустил микрофон и сделал шаг назад к занавесу, за который, откланявшись, убегали остальные артисты.

Оркестр сменил мелодию. Из бравурно-весёлой она превратилась в загадочно-тревожную. Спустившаяся конструкция оказалась целой системой шестов, канатов и полотнищ белой ткани. Очевидно, по задумке постановщика, она должна была изображать мачты и паруса корабля.

– Встречаем! – выкрикнул конферансье, – Джорджио и Лола Ми-и-и-рели!

Амфитеатры зааплодировали, арена погрузилась в темноту, и одинокий луч прожектора высветил под самым куполом фигуру в чёрном плаще и чёрной маске. Под шум льющейся воды и порывов ветра акробат начал свой полёт с одной перекладины на другую. Мощный вентилятор раскачивал и надувал полотна ткани.

– Надо думать, вон те тряпки – это паруса. Да? – спросила, наклонившись к мужу, Хлои, – а гимнаст – это ветер?

– Скорее буря, – ответил Джим.

– Где же матросы?

– Их уже смыло.

Хлои засмеялась. На них сзади зашикали.

Артист вернулся под купол. Снова двойной кульбит в воздухе, полет на два метра вниз, с одной трапеции на другую, захват… Трапеция внезапно покачнулась, раздался щелчок, и её перекладина повисла палкой на одиноком тросе. Акробат на мгновение завис в воздухе и … камнем рухнул на середину манежа.

Раздалось многоголосое «А-х-х-х» и редкие аплодисменты. Музыка оборвалась на полу-ноте. Артист оставался лежать неподвижно, к нему уже бежали конферансье и униформисты.

Джим моментально понял, что произошло. Он было ринулся на манеж, но Хлои буквально вцепилась в его рукав.

– Куда?

– Как куда? – удивился он, – роясь в кармане и доставая из него ключи от машины, – я на работу, а ты домой, – он протянул ей ключи.

– С ума сошёл? Какая работа? У тебя же выходной!

– Хло, ты что дурочка? У меня на глазах умер или убит человек! В кои-то веки я присутствую на месте происшествия до того, как его затопчут или растащат улики. Поезжай домой. Чем быстрее я со всем этим разберусь, тем скорее буду дома.