Токсик

Глава 1

Уже как два месяца город находился в плену жары. Редко кто из старожилов мог припомнить, чтобы летняя температура поднималась выше тридцати градусов. Теперь всё иначе: «перестраивались» не только общество и страна, но и климат. Кооператор Роберт Иванович Леонов вышел из вестибюля станции метро «Московская». После прохлады подземки на него тут же обрушился тягучий летний зной. Он снял с себя пиджак, перекинув его через руку, ослабил галстук. Нужно только пробежать мимо назойливых уличных продавцов, распластавших возле вестибюля метро покрывала и картонки, с которых торговали кто чем: обувью, китайскими наручными часами, дешевой пластиковой бижутерией, резиновыми игрушками, какими-то халатами, носками, нижним бельём, мелкой домашней утварью. Можно было тут и отовариться агародниной с близлежащих дач: огурцами, недоспелыми помидорами, молодой, перепачканной в земле картошкой, луком, редисом, салатом, щавелем. Кто-то торговал даже целыми трехлитровыми банками красной и черной смородины.

Не по годам грузный, привыкший к малоподвижному образу жизни, Роберт уже обливался потом. На лбу выступили крупные соленые капли пота, которые стекали на ресницы, попадали на губы. Конечно, он мог воспользоваться автомобилем, но его машина находилась в ремонте. За последний месяц на его «девятку» цвета золотистого металлика покушались аж три раза: сначала хулиганы разбили ветровое стекло, затем ночью сняли два колеса, а на этот раз вскрыли капот и вытащили аккумулятор. После последнего инцидента Леонов обращался за помощью к участковому, написал заявление, начав опасаться происков конкурентов по бизнесу. Но никаких непосредственных угроз кооператор не получал, а милиция просто положила заявление в долгий ящик: времена такие – каждый день кого-то грабят, убивают, стреляют. Времени заниматься такими вещами, как расследовать кражи, просто нет. В нынешней обстановке это всё равно, что искать иголку в стоге сена. Да и кому интересны чаяния кооператора? Новые хозяева жизни, снимающие сливки, плавая в мутной, околокриминальной воде, ненавистны среднестатистическому советскому человеку, которого выдернули из комфортной среды существования, заставив буквально выживать.

Наконец, остановка общественного транспорта по сенью древесных крон. Дом, где жил Леонов, находился на другом конце Волгоградской улицы. Идти пешком – слишком далеко, а тем более, жара и лишний вес. На счастье Роберта довольно быстро пришел троллейбус. Леонов протиснулся в салон. Теперь нужно выдержать и доехать в толкотне и духоте до нужной остановки. Мужчина почувствовал дурноту, еще больше ослабил галстук, расстегнул воротник, и даже попросил пошире раскрыть форточку. Троллейбус добрался быстро. Леонов вышел на улицу, облегченно выдохнул. Теперь по жаре нужно перейти дорогу, обогнуть корпус дома, чтобы войти в свой подъезд. На это ему понадобилось около пяти минут: и вот, долгожданный дом с палисадником из слив, сирени и шиповника у подъезда. Отворив стеклянную дверь, он добрался до лифта и нажал кнопку вызова.

Отдышавшись в прохладе подъезда, он позвонил в дверь своей квартиры. На пороге его встретила молодая жена. В квартире тоже было жарко, поэтому на супруге из одежды был только тонкий шелковый халат нараспашку. Она уже ждала мужа, поэтому приготовила обед: борщ, бутерброды с жареной колбасой и луком, поставила на стол бутылку коньяка «Наполеон». Конечно, теперь этот марочный напиток, который еще недавно считался для советских людей признаком престижа, принадлежности к высокопоставленным партийным кругам, уже был не тот. Теперь не нужно было доставать редкий импортный напиток, поставляемый в СССР ограниченными партиями: по большей части его кустарным образом варили в соседней Польше, которая недавно прочно стала на рельсы рыночной экономики. Потом, пытаясь догнать поляков, «Наполеон» начали подделывать и новоиспеченные советские кооператоры. Однако, несмотря на это, этот коньяк всё равно пользовался повышенным спросом, стоил дорого, а для нуворишей, таких как Леонов, главное – не качество, а позерство.