Душа у Савушки горела. Если бы кто его спросил, что это значит: «душа горит», объяснить он бы не смог, но точно знал только одно: клин клином вышибают, и погасить огонь, выжигающий нутро, могло только одно: пятьдесят грамм водки, а лучше сто. На худой конец, сошло бы и пиво, но в кармане у Савушки было так давно и окончательно пусто, что случайно затесавшаяся монетка предпочла бы раствориться, только бы не нарушать эту прочно воцарившуюся пустоту.
Савушка брел по грязной рыжей тропинке, огибая кучи строительного мусора, и жадно осматривал округу. Какой-то черт занес в его район новостройки, где еще и не живет толком никто – ни сердобольных старушек, ни мамочек с колясками, которые готовы сунуть в руку бумажку лишь бы не видеть его, савушкину, испитую рожу на детской площадке. Если кого и можно здесь встретить, так это строителей – а те ни за что на опохмел не подадут. Эгоисты кругом и сволочи! Сами пьют, жрут, а чтобы душу спасти человеку – об этом никто даже и не помыслит. «Господи!» – взмолился Савушка. – «Пошли мне доброго человека!»
И словно в ответ на его молитвы дверь подъезда новенького, сверкающего свежей краской дома, распахнулась, и оттуда вышел парень лет тридцати с небольшим в джинсовой куртке. Савушка оценил его мгновенно – крепкий, подтянутый, походка уверенная, упругая, выходит со стройки, а одет чисто и аккуратно, будто только что из примерочной в магазине, – такие никогда не подают. Но душа Савушки с невозможным никогда не смирялась, поэтому, когда парень поравнялся с ним, Савушка тоном как можно более небрежным, будто бы от нечего делать, произнес: «Слышь, браток, у тебя не найдется…» Не успел Савушка договорить, как в руке у него оказался стольник. Не веря своему счастью, Савушка отчего-то затараторил то, что говорил обычно прихожанам возле церкви, а не крепким молодым парням на стройке: «Благодарствую! Боженька тебя вознаградит, вот увидишь». Парень кивнул и сел в машину, оставляя Савушку наедине с внезапно привалившим счастьем.
Слава привык слышать в свой адрес: «Спасибо тебе, добрый человек!» С самых первых шабашек, еще когда учился в институте и подрабатывал на стройке, он следовал правилу: с каждой получки откладывал малую толику на «добрые дела». Потом жизнь сложилась так, что строительная специальность стала его основной профессией, но свое «правило доброты» Слава неизменно и неукоснительно соблюдал.
Вот и сейчас он возвращался домой с работы, а в бумажнике, в специальном отделении прятались несколько полтинников. На лестничной клетке он заметил пустой флакон из-под одеколона, вздохнул, подобрал бутылочку и скормил прожорливому мусоропроводу. Подходя к обшарпанной соседской двери, он уже настроился принять еженедельную дозу желанного и ожидаемого облегчения – услышать привычное «Добрый ты мужик, Славка, уважаю!» Он ждал этой фразы с практической уверенностью и крохотной долей беспокойства, как положительного заключения врача после рядового медосмотра.
Но дверь оказалась распахнутой настежь. В прихожей маячили два темных силуэта в форме. А он еще удивился, подходя к дому, почему возле подъезда стоит полицейская машина. Значит, к Петровичу. Натворил, что ли, чего? Слава осторожно заглянул в квартиру, и его пробрал озноб. Сквозь треснувшее стекло кухонной двери виднелись распростертые на полу волосатые ноги в рваных черных носках и пивная бутылка, из которой разлилась бурая лужица. Голая лампочка, свисавшая с потолка на шнуре, качалась, как маятник, взад-вперед, кусками выхватывая из сизого тумана убогое пространство кухни.
