Все жанры Все авторы
Последний колдун - Владимир Личутин

Последний колдун

Страниц

195

Год

2008

«Обработно – время свадеб» и «Последний колдун» - две захватывающих повести, которые переносят нас в жизнь удивительного народа, проживающего на севере России у безбрежных просторов моря. В этих произведениях автор проникает во внутренний мир героев, возрождая перед нами их искренние чувства любви. Мы становимся свидетелями заботы и внимания, которые эти люди проявляют друг к другу, всегда готовые оказать помощь, несмотря на суровые условия жизни и преграды, которые им приходится преодолевать в отношениях и быту. Отправляясь вместе с героями в незабываемые приключения, мы сами ощущаем радость их побед, и грусть поражений. На страницах этих произведений переплетены судьбы разных людей, их любовные и семейные истории, которые оставляют незабываемый след в сердцах читателей. Романтика и магия северного побережья передаются словами автора с такой яркостью, что мы сами ощущаем ветер Ледовитого океана, слушаем зов диких птиц и погружаемся в обволакивающую атмосферу местности. Благодаря творческому подходу к описанию событий и персонажей, эти произведения становятся неповторимыми шедеврами, глубоко проникающими в душу каждого читателя. В них мы находим не только красоту и трагизм северной жизни, но и вечные ценности – любовь, верность и человечность. Это истории, о которых хочется рассказывать друзьям, возвращаться к ним снова и снова, чтобы заново переживать их эмоции и сопереживать героям. Никто, прочитав эти повести, не останется равнодушным, ведь они наполнены душой самого автора, его любовью к северной земле и тем, кто живет на ее просторах.

Читать бесплатно онлайн Последний колдун - Владимир Личутин

1

Свадьба догорала.

Последние уголья под остывающим пеплом праздничного застолья едва шаяли, редкая искра веселья сонно, устало вспыхивала по-над головами и тут же умирала, не родив пламени; но Параскева Осиповна еще пробовала всколыхнуть пьяную до чугунной тяжести гостевую душу, ведь так уж ведется на деревне – отпустишь трезвого гостя, век укоров не оберешься, дескать, пожалилась, лишней рюмкой не обнесла, в такой-то редкий день – и каждую копейку учла. И вот, пока последний питух не свалится под лавку, гоношись старуха, выбивайся из сил, но улыбку неси в глазах. Оттого и пеклась Параскева, тянулась, не давая послабки стонущему телу, – будет ночь, будет и отдых – суетилась за спинами родичей на стоптанных, заводяневших от долгой ходьбы ногах, кого-то блаженно тискала за плечи, целуя в спутанную потную волосню, иного будила, окрикивала потускневшим голосом: «А ну, соколик, пить – не долги отдавать. Не подымешь – за шиворот вылью», – и с прогибом наливала в стакашек из отпотевшей бутылки и пихала в зачужевшую от вина ладонь. Она еще пробовала встряхнуться густо сбитым телом, для виду пригубила из пузатенькой рюмочки, так и не ополовиненной за долгий свадебный вечер, и, семеня вдоль застолья, зачастила: «Из-за Питера кума в решете приплыла, веретенами гребла, матюками парусила».

– Мотря, ты-то хоть не позорь, – потянула за локоть двоюродницу, едва не роняя ее на пол. – Саня, сынок, кадрилю. Осподи, сидят как замороженные. Перья-то, перья оправьте. Проводим короля да королевишну до пуховой перинки. Не кладите камень в изголовье.

Сын Саня кисло улыбнулся, поставил хромку на колени, короткопалой ладонью слепо нашаривая кнопки.

– Плесни-ка, маманя...

Вылил в себя стопарик, водка пролилась в горло и, чавкнув в животе, улеглась.

– Мастер...

– А что... Наше дело не рожать. Заказывайте.

Ой, дед бабку
посадил в ладку,
поливал ее водой,
чтобы стала молодой.

Тетка Матрена подкатила сзади и, перещелкнув ногтем по железным зубам, навалилась гармонисту на плечи, спутала у племяша тонкий ухоженный волос:

– Баба-то пьяна, дак у нее и задница не своя. Ты слышь, Санко?

– Да ну тебя, – отмахнулся Саня. Застолье словно проснулось, зашевелилось разом, еще сонно засмеялось.

– Ну, Мотря, она как другого племени... Она скажет. Хоть стой, хоть падай.

– А, одинова живем. Без мужа жить, как без соли есть, а с мужем жить, как с перцем есть. С постной-то жизни и не то еще брякнешь. Эх...

Каращелы – тараканы, тараканы!
Были Едомцы богаты, вот богаты!
Усть-вяжане – вороваты, вороваты!
Не корыстна молодежь – монастырцы.
Оборваны кушаки-то – смольяне.
Бородаты мужики – пылемчане.
Толстобрюхи мужики-то – вожгора...

– Уж веком так. Каждой деревне свое прозванье, свой приговор. Это уж в баню не ходи, – подал хриплый голос дед Геласий и, не снимая толстых очков с медными проволочными дужками, протер стекла изнутри ревматическими пальцами. Борода у старика свалялась, нахватала крошек и сальной подливы, а по клюквенно подгорелым щекам пошел синий отлив. – Мы-то веком бобыли, потому что жита не сеяли, не молотили. Но приговаривали: «Не ткем, не прядем, а ходим в ситцевых рубахах и широких польских рукавах. Ёк-макарёк, любить твою бабу».

И нежданно заплакал, слезы прорезались по морщинам и затонули в бороде: завсхлипывал Геласий Нечаев в голос: «Все ведь прожи-то, все-е...»

Вам может понравиться: