Семь часов до правды

Андрей не любил возвращаться домой поздно вечером, но в этот раз задержался на редакционной планёрке дольше обычного. Когда он поднялся на свой этаж, в подъезде уже погас свет, и приходилось пробираться к двери, ориентируясь на слабое свечение от телефона. Ветровка пропиталась сыростью: март выдался холодным, бесконечно дождливым, город казался залитым серой водой.

Он открыл почтовый ящик лишь потому, что рука по привычке сама потянулась к металлической крышке. Там редко оказывалось что-то кроме рекламных листовок, уведомлений от управляющей компании и очередных предложений от банков, но сегодня на дне аккуратно лежал один-единственный конверт. Белый, плотный, без каких-либо отметок и адресов.

Ни штемпеля, ни обратного адреса, ни даже машинной печати – только идеальная белизна, как у тех писем, что пересылают вручную, чтобы не оставлять следов.

Андрей почувствовал, как в груди что-то нехорошо кольнуло. Журналистский инстинкт срабатывал всегда, когда происходило что-то, выбивающееся из привычной реальности. Он взял конверт, ощутил под пальцами лёгкую шероховатость бумаги – слишком дорогая для массовой рассылки – и вошёл в квартиру.

На кухне горел одинокий светильник, отбрасывая тусклое жёлтое пятно на стол. Андрей положил конверт, снял куртку, поставил на плиту чайник – движения механические, но взгляд всё время возвращался к белой бумаге.

Ещё минуту он пытался оттянуть неизбежное – и всё же сел, провёл пальцем по верхнему краю и вскрыл конверт. Внутри лежали два предмета: тонкая фотокарточка и сложенный вдвое лист.

Он сначала раскрыл письмо.

«У тебя семь часов, чтобы остановить то, что я начал.»

Строчки были написаны аккуратным, почти каллиграфическим почерком – ровным, уверенным, без признаков спешки.

Ни приветствия, ни имени адресата. Ничего, кроме холодного ультиматума.

Под текстом – цифровой таймер, вырезанный, вероятно, из распечатанного изображения. Он показывал: 07:00:00.

Андрей перевернул фотографию. На снимке была девушка – лет двадцати пяти, возможно чуть старше. Снимок сделан издалека, словно через длинный зум: кадр не идеален, немного зернистый, но достаточно качественный, чтобы рассмотреть главное.

Девушка стояла на мосту, опершись на перила. Лицо повернуто в сторону воды, волосы – тёмные, распущенные; пальто – светлое; выражение – задумчивое, совсем не похожее на позу человека, которому грозит опасность.

Над фотографией, тонкой линией, чёрной гелевой ручкой была дописана короткая фраза:

«Если хочешь её спасти – начинай сейчас.»

Андрей почувствовал, как сердце стукнуло пару раз быстрее.

Он поднялся, прошёлся по кухне несколько раз, пытаясь найти рациональное объяснение.

Первое – кто-то из коллег решил устроить розыгрыш. Но коллеги знали его слишком хорошо, чтобы выбирать такие темы.

Второе – какая-то PR-акция, очередная вирусная реклама. Но фотография – настоящая. Почерк – человеческий. Тон – слишком личный.

Третье – это может быть обращение реального преступника, манипулятора или человека, который хочет втянуть его в опасную игру.

Он снова взглянул на таймер. Будто живой, он начинал отсчёт – в голове.

«Семь часов…» – произнёс он вслух, будто проверяя, как звучит угроза.

В течение многих лет Андрей работал журналистом-расследователем. Он видел немало преступлений, встречался с опасными людьми, участвовал в расследованиях, где приходилось рисковать. Но такого ещё не было: чтобы кто-то дал ему конкретное время, конкретную жертву и намёк на то, что он уже опоздал.