След Патагонии

Дождь над Хайгейтским кладбищем казался срежиссированным. Мелкая, холодная морось, которая не лила, а висела в воздухе, цепляясь за черные пальто и вуали, превращая землю под ногами в вязкую, чавкающую грязь. Идеальная погода для похорон легенды. Джулиан Ортон получил бы удовольствие от этой драматичности.

Майя стояла чуть поодаль от основной группы скорбящих, объектив ее старенькой «Лейки» был единственным, что отделяло ее от происходящего. Она не плакала. Слезы высохли много лет назад, где-то между третьей пропущенной им рождественской елкой и десятой открыткой, присланной с другого конца света с короткой подписью: «Думаю о тебе. Папа». Он всегда думал о ней. Просто всегда – издалека.

Через видоискатель толпа превращалась в композицию из черных пятен и бледных лиц. Вот редактор «National Geographic» с тщательно скорбным выражением, которое завтра сменится заголовком «Мир потерял своего последнего героя». Вот куратор из Британского музея, чьи мысли, вероятно, были не о покойном, а о его непереданной коллекции артефактов. А вот – целая делегация из Королевского географического общества, люди, которые финансировали его экспедиции и теперь выглядели так, будто потеряли не друга, а самую выгодную инвестицию.

Они говорили о нем, как о явлении природы. Джулиан Ортон, покоритель вершин. Джулиан Ортон, первооткрыватель затерянных городов. Джулиан Ортон, человек-загадка. Для Майи он был человеком-открыткой. Человеком-треском в телефонной трубке из аэропорта где-нибудь в Катманду или Каире. Отцом, которого она знала больше по его фотографиям в журналах, чем по воспоминаниям.

Щелчок затвора прозвучал оглушительно тихо. Она поймала кадр: капли дождя, застывшие на крышке гроба из темного дерева, и отражение голых ветвей в лакированной поверхности. Символично. Пусто и холодно.

– Май, – тихий голос раздался прямо у ее уха. – Может, хватит?

Она опустила камеру. Рядом стоял Том Хенли. Высокий, широкоплечий, со спокойным лицом, которое, казалось, ничто не могло вывести из равновесия. Он был скалой. Скалой, о которую разбивались все ее подростковые бунты и взрослые истерики. Том был другом ее отца – настоящим, а не протокольным, как остальные. Он был спасателем, инструктором по выживанию, человеком, который вытаскивал Джулиана из таких передряг, о которых не писали в журналах. И он был единственным, кто видел за легендой просто человека. А за колючей, саркастичной Майей – девочку, которая все еще ждала отца домой.

– Я работаю, – коротко бросила она, делая вид, что поправляет настройки на объективе. – Это то, чем я занимаюсь. Снимаю.

– Ты снимаешь его похороны, – мягко поправил Том. В его голосе не было осуждения, только усталая печаль. – Он бы не хотел этого.

– Откуда тебе знать, чего бы он хотел? – ее слова прозвучали резче, чем она планировала. – Он ни с кем не делился своими желаниями. Только координатами.

Том вздохнул, и облачко пара смешалось с дождевой взвесью. Он не стал спорить. Он никогда не спорил, когда она была в таком настроении. Вместо этого он просто накинул ей на плечи свой тяжелый шерстяной пиджак. От него пахло дождем, озоном и чем-то неуловимо знакомым и успокаивающим. Запах надежности.

– Пресса ждет у ворот. Я разберусь. Ты поезжай домой. Я приеду позже.