Эпилог

Уже который год чудище человечества уткнулось в тупичок Человека Учёного, держа под мышкой науку-несушку. Оно беспомощно сидело сиднем перед вставшей на пути глухой стеной, уставясь на неё с наивностью дитяти. Ожидалось, что кирпичи в преграде начнут выпрыгивать самостоятельно, разблокируя дальнейший проход в завтрашний день. А пока он не образовался, в нашу эру пришёл очередной ноябрь. Он без рвения отколупывал по градусу от шкалы оконного термометра, приводя её среднесуточные показатели в соответствие сезонным нормативам. Без шапки уже не походишь, не сегодня-завтра грянут первые заморозки, и по утрам изо рта идёт пар. Самое время, в преддверии кругосветного объезда детских утренников, выкатить на плановый техосмотр оленью упряжку из дедморозовского гаража, а вечерком скрипнуть гусиным автопером строку «Солнце светит, но не греет…» на чистом листе бумаги для образцового стихосложения и бросить задумчивый взор на инфракрасный комнатный обогреватель.

В один из таких вечеров, через час после семи, немногочисленное население г. Хабаровска кольнуло общее знамение. На секунду последние остатки горожан все одновременно взгрустнули по тем благословенным дням, когда трансформаторные будки во дворах жилых домов повсеместно оживляло гудение напруги, над головой слышно зудели по всей длине высоковольтные провода, а при включении в сеть паяльника или любого другого электроприбора из розетки могло по-домашнему уютно заискрить или даже ударить током. Нет, электричество-то везде отсутствовало уже лет несколько, но почему-то именно этим вечером всем вспомнилось о нём с такой поразительной синхронностью. Знамение было кратким как замирание сердца и, вызвав у граждан дружный ностальгический вздох, улетучилось незамеченным.

Тому ли предшествовало это предзнаменование или нет, но сразу за ним мироздание как бы встряхнувшись, словно накрытый ладонью стакан с игральными кубиками, высыпало у развалин кинотеатра «Восход», самого озарённого места в округе, горстку примечательных странников. Их было трое. Двое детей и неразборчивого возраста косматый взрослый с канонической бородищей вахтовика-архимандрита, в шубе из чёрных валенок и кедах на босу ногу. На одной руке он держал кокон мохнатой шали с маленьким мальчиком внутри, другой вёл припрыгивавшую на ходу непоседливую девочку лет шести в постоянно наползавшей на глаза великоватой пыжиковой ушанке с непришитым козырьком. Венчавшая шапку большая блёсточная снежинка держалась на зацепленной за подбородок девочки резинке. Мальчик был смирен и тих. Они напоминали одичавшего в трансполярных переходах экскурсовода, приставленного к Снегурочке с Новым Годом ранних возрастов, каковыми те изображались праотцами из Союза художников в золотой век почтовых открыток.

Угадать в руинах, где объявилась странная троица, когда-то крупный кинотеатр было нереально, если не знать о том заранее. От былого очага культуры уцелела лишь передняя стена с вмурованным в белую кирпичную кладку словом «ВОСХОД» из кирпича красного цвета. Фасад высился величественно, но сиротливо, как большой киноэкран в колхозном поле. Отбрасывая на антикварную стенку шаманские отсветы и блуждающие тени, у подножия кинотеатра развернулся стихийный рынок товаров первой необходимости. Их перечень возглавляли устные слухи, именуемые тут мировыми новостями, а также баллоны со сжатым светом и любые источники питания, от заряженных аккумуляторов до батареек для фонариков. На земле во множестве горели свечи и шёл оживлённый натуральный обмен. Вчитавшись в слабо различимое в темноте название кинотеатра, косматый человек не размыкая губ сведуще протянул «Угуу», из чего явствовало, что маршрут верный, и навылет прошагал с тургруппой сквозь ясную свечную поляну.