Хороший сын

Юра проснулся и не открывая глаз прислушался. Тихо. Можно полежать еще немного, главное не уснуть.

Он всегда просыпался раньше будильника на час-полтора. Что это – привычка или нарушение сна? Скорее второе. Ведь ему не хватало этих 5 часов, чтобы восстановиться. На работе клевал носом и мечтал только об одном – чтобы рабочий день поскорее закончился.

О том, чтобы приехать и рухнуть спать он мечтать не смел. Слишком заманчиво, слишком несбыточно. А расслабляться ни в коем случае нельзя. Ведь ситуация у него безвыходная.

Коллеги видели, что он ходит сонный, с полузакрытыми глазами и периодически вздрагивает за свои компьютером, видимо засыпает. Посмеивались, Юрец-то, мол, ночи проводит весело, не то что некоторые, ну что ж, холостяк, имеет право!

Он эти догадки не опровергал. Пусть уж лучше так, чем если они узнают, как обстоят дела в действительности. Рассказывать об этом было почему-то стыдно.

Да он и вообще не привык ни с кем делиться, ни плохим, ни хорошим. Слыл букой, чудаком и чуть ли не аутистом. Ни с кем не водил компанию, не хохмил, как другие мужики в их отделе, никогда не инициировал разговор, но всегда внимательно выслушивал, громко смеялся чужим, порой весьма плоским, шуткам. Его было удобно использовать, как «свободные уши» – никогда не перебьет, не вставит свои пять копеек, только слушает и поддакивает.

Он потер и наконец-то открыл глаза. Конечно же еще совсем темно – зимой светает поздно. В окно мягко светит фонарь, ночью опять выпал снег и это добавляет света и делает двор торжественно-нарядным.

Юра опустил ноги с дивана-кровати на мягкий коврик и немного посидел собираясь с силами.

Бросил прощальный взгляд на постель. Она так и манила к себе теплым уютом, звала обратно. Но нет, нельзя.

Он сунул ноги в разношенные тапочки и поплелся на кухню. Проходя мимо маминой двери прислушался. Спит.

Быстро умыться, сварить манку для мамы и кофе себе. При этом постоянно помешивать первую и одновременно следить за вторым.

Пока каша остывает, выпить кофе и съесть бутерброд.

Теперь надо идти будить маму, иначе он не успеет на работу.

Юра зашел в комнату матери, включил настольную лампу осветившую комнату мягким розовым светом из-под матерчатого абажура.

Дотронулся до маминой руки. Женщина тихо застонала и сморщилась. Сейчас она проснётся и можно будет приступать к утреннему туалету.

Сначала самое неприятное – поменять памперс и протереть «там» влажной антибактериальной салфеткой.

Юра научился проделывать это с закрытыми глазами, в резиновых перчатках.

Медсестра, периодически навещавшая их, показывала, как подмывают лежачих больных – большим марлевым тампоном, вставленным в медицинский зажим. Но он так и не приноровился, тыкал вслепую, мама громко мычала, выкрикивала матерные слова.

После перенесенного полгода назад инсульта у нее пропала речь, но, удивительное дело, нецензурные выражения произносила довольно четко.

Затем протереть мамино лицо и руки мягкой губкой, смоченной теплой водой. Промокнуть мягким полотенцем и смазать питательным кремом. Мама так привыкла.

Полагалось еще чистить зубы, но именно эту процедуру мать почему-то отвергала наотрез, плевалась, плакала, отталкивала и норовила укусить Юрину руку, и снова выдавала грязную брань. И Юра отступил – не драться же с ней!