Фрукты с самого дна вазы

Жанр: Литература 20 века / Зарубежная классика

Автор

Страниц

Год

2013

Уильям Эктон ощутил, как его тяжелые пальцы осторожно отделились от клавиш пишущей машинки. Он погрузился в размышления, взгляд его устремился на расписанную комнату, освещенную лишь светом каминных часов, уже пробивших полночь. Через пару мгновений взгляд его перебежал на человека, безжизненно положенного на поле. Только что, этими десятью, как ему показалось, скованными пальцами, Уильям Эктон совершил преступление.
Этот человек, по имени Дональд Хаксли, так перестал быть самим собой, изменен физически и физиономически, словно бескомпромиссный скульптор давал образу новое значение, трансформируя его с помощью своих рук.
В своей жизни Уильям никогда не мечтал стать скульптором, но с этим убийством он почувствовал, что его руки, гнущие, скручивающие и преобразующие человеческую плоть, словно сотворили произведение искусства.
Первоначально книга, описывающая эту ужасную историю, носила названия "Яблоко на дне" и "Ни одной улики". Вероятно, такие названия отражали необычность случившегося и непревзойденное мастерство Уильяма в изменении облика Дональда. Вплоть до самого конца своего пути, Уильям Эктон будет носить в себе тяжесть своих поступков, пытаясь смириться с идеей, что его искусство могло быть разным, что его руки не исключительно создавали красоту.

Читать бесплатно онлайн Фрукты с самого дна вазы - Рэй Брэдбери

* * *

Уильям Эктон поднялся с пола. Часы на камине пробили полночь.

Он взглянул на свои пальцы, взглянул на большую комнату, в которой находился, и на человека, лежавшего на полу. Уильям Эктон, чьи пальцы стучали по клавишам пишущей машинки, и ласкали любимых женщин, и жарили яичницу с беконом на завтрак поутру, именно этими десятью скрюченными пальцами только что совершил убийство.

Он никогда в жизни не мнил себя скульптором, однако сейчас, видя между своими руками распростертое на полированном дубовом полу тело, он вдруг осознал, что, подобно скульптору, тиская, скручивая и переворачивая человеческую плоть, он так отделал человека по имени Дональд Хаксли, что совершенно изменил его физиономию да и всю его фигуру.

Сплетением своих пальцев он уничтожил въедливый блеск Хакслиевых глаз, заменив его слепой, холодной тоской в глазных впадинах. Всегда розовые и чувственные губы разверзлись, открыв лошадиные зубы, желтые от никотина резцы и клыки, золотые коронки на коренных зубах. Нос, тоже обычно розовый, обесцветился, как и его уши, и покрылся пятнами. Раскинутые на полу ладони Хаксли были раскрыты, впервые за всю их жизнь будто прося чего-то, а не требуя, как обычно.

Да, так это воспринималось с эстетической точки зрения. В общем-то перемены в Хаксли пошли на пользу ему. Смерть превратила его в человека, более достойного и доступного. С ним теперь можно было говорить, и он вынужден был слушать вас.

Уильям Эктон посмотрел на свои собственные пальцы.

Дело сделано. Теперь не в его силах вернуть все обратно. Не слышал ли кто-нибудь? Он прислушался. Снаружи доносились обычные звуки ночного городского транспорта. Никто не стучал в дверь, не пытался разбить ее в щепки ударом плеча, никто не орал, требуя впустить его. Убийство, превращение человеческой плоти из теплой в ледяную произошло, и никто не знал об этом.

И что теперь? Часы продолжали отбивать полночь. В истерике он всеми фибрами души рвался в одном направлении – к двери. Только бы убежать, убраться отсюда, рвануть на вокзал, на поезд, остановить такси, сесть, ехать, мчаться, идти, ползти, лишь бы подальше отсюда и никогда не возвращаться назад!

Его руки покачивались перед его глазами, летали, поворачиваясь то одной, то другой стороной. Он сжал их в раздумье, они, легкие как перышко, повисли по бокам. Почему он так пристально разглядывал их? – спросил он самого себя. Было ли в них что-то настолько важное, что он сейчас, после успешного удушения своего противника, вынужден остановиться и изучить их досконально, морщинку за морщинкой, завиток за завитком?

Руки были совершенно обыкновенные. Не толстые и не тонкие, не длинные и не короткие, не волосатые и не голые, не наманикюренные и не грязные, не мягкие и не мозолистые, не морщинистые и не гладкие – отнюдь не руки убийцы, однако и не руки ни в чем не повинного человека. Он сам удивлялся, глядя на них.

Его занимали, собственно, даже не сами его руки и не сами по себе его пальцы. В том тупом безвременье, которое наступило после совершенного им насилия, он находил интересным только кончики своих пальцев.

На камине по-прежнему тикали часы.

Он опустился на колени возле тела Хаксли, вынул из кармана Хаксли его носовой платок и стал методично протирать им шею Хаксли. В каком-то исступлении он чистил, массировал шею, протирал ее снаружи и сзади. Затем он встал.

Продолжить чтение

Вам может понравиться: