Мужчина снял ушанку, взбил ее, надев на обе руки, и вернул на голову.
– Нахрена нам эта чичигага? А, пацанчик? – он внимательно посмотрел на гостя.
Его взгляд ничуть не смутил Виру. Блоггер, не спеша, достал из кармана сигарету. Прикурил:
– Если вопрос в чем мой личный интерес, я отвечу. Имя, подписчики, популярность. Ну и конечно деньги.
– Хри, хри, хри! Бабули! – захрюкал «блатной» дедок. Ночная прохлада заложила ему нос. От этого гнусавый говор стал еще забавнее.
– Ну, да! – согласился Виру. – Я не стану вам тут чесать, пардон, рассказывать, – поправился он. Соблюдать чистоту речи стало его привычкой. В «честной» компании это особо важно. Никто, даже отбросы, не уважают приспособленцев, – про долг, талант или божественную музу. Я зарабатываю тем, что развлекаю пипл. Народ. Этим и живу. Если вы, с вашими историями, станете им интересны, значит нам по пути.
Он бросил окурок в жерло горящего бака. Заявление гостя заинтересовала бомжей. Даже долговязый отвлекся от предмета домогательства и внимательно смотрел на Виру. Его дама, тем временем, беспрерывно шмыгала носом. Видно холод вечера сказался и на ней.
– А накой те лаве? – поинтересовался мужик со шрамом. Ушанку он надвинул на глаза, от этого его вид стал косматым, а взгляд суровым. Хотя в вопросе не прозвучали ни злость, ни упрек, ни даже сарказм.
Виру задумался. Вагабунды расценили эту паузу как внутреннюю мобилизацию для выдачи порции банального вранья. Большинство снова потеряли к гостю интерес. Долговязый пошел в наступление, обняв бродяжку за плечи. Та не выдержала напора и с нескрываемым раздражением громко заявила:
– Ну ладно, пошли, – ее опухшее лицо растянулась в гримасе высокомерного отвращения. – Только быстро. Полтинник покажи!
Долговязый суетливо достал из-за пазухи мятую купюру. Но быстро вернул ее обратно. До того как женщина успела схватить ее своими почерневшими от грязи пальцами.
– Большинству, – вдруг начал говорить Виру, – деньги нужны для денег. Для меня деньги это всего лишь средство. Честно. Только не смейтесь. Я хочу снять кино.
Послышалась новое хрюканье. Дедок заливался. Мужик в ушанке улыбнулся. Шрам на его лице превратился в узкую глубокую полоску. В сочетании с колючими взглядом, вид внушил бы ужас даже кладбищенским сторожам.
– Ваш интерес? – продолжал блоггер. – Например, муниципалитет думает увеличить в два раза центр размещения на Парижской. Мой материал о вас поднимет хайп и …
– Это ты о бомжадроме? – перебил его мужчина неопределенного возраста.
До сих пор бездомный с круглым лицом и крючковатым носом сидел тихо, откинувшись спиной на часть спинки разобранной мебели. Ноги он вытянул ближе к огню. Об эти две грязные палки в обмотанных скотчем башмаках, чуть было не споткнулся долговязый, галантно провожающий даму сердца в темный угол заброшенного склада.
– Был я там прошлой зимой, – продолжил круглолицый. – Порожняк. По блату пускают.
– Не говори, – запротестовал чей-то голос. – Я зимой чуть кони от мороза не двинул. Эти пустили. Отогрели. Баланды дали.
– Так ты, Жорик, до конца слушай, – мужик на раздолбанной мебели оживился. – Пускать то, пускают. Базара нет. А через день, фигачь, и на лыжи.
– А ты че прописаться там решил? – сострил Шрам.
– А че? Тепло. Сытно. Мухи не кусают.
