Между прошлым и будущим. Восемь упражнений в политической мысли

Жанр: Политология / Социальная философия / Философия и логика

Автор

Страниц

Год

2014

Сборник представляет собой уникальную коллекцию философских эссе, созданных в 1950‑60-х годах XX века, когда мир переживал значительные изменения. В этих размышлениях Ханны Арендт ставится акцент на влияние понятий «традиция», «религия» и «авторитет» на политическую и историческую идентичность европейцев от времён Древнего Рима до современности.

Арендт проводит глубокий анализ распада единства, которое эти идеи долгое время обеспечивали, и рассматривает, каким образом этот распад отразился на различных сферах человеческого существования — от образования и политики до культуры. Она предлагает свои эссе как «упражнения в политической мысли» — метод пробуждения критического мышления в условиях, когда классические концепции и идеалы больше не могут служить нам опорой и ориентиром.

Кроме того, автор поднимает важные вопросы об ответственности индивидов в условиях новых вызовов, таких как тоталитаризм и утрата индивидуальности, что делает её работы актуальными и по сей день. Каждый текст в данном сборнике оформлен с учетом издательских стандартов и сохранен в формате PDF A4, обеспечивая читателям знакомство с произведениями в оригинальном дизайн-оформлении. Это издание станет ценным дополнением для всех, кто интересуется философией, политической теорией и историей идей.

Читать бесплатно онлайн Между прошлым и будущим. Восемь упражнений в политической мысли - Ханна Арендт

Hannah Arendt

Between Past and Future Eight exercises in political thought

Генриху, после двадцати пяти лет

Предисловие: Брешь между прошлым и будущим

Notre heritage n'est précédé d'aucun testament («Наше наследство досталось нам без завещания») – возможно, страннейший из всех странных своей отрывочностью афоризмов, в которые французский поэт и писатель Рене Шар уместил суть того, что четыре года в résistance стали означать для целого поколения европейских писателей и литераторов[1]. С разгромом Франции, ставшим для них полной неожиданностью, политическая сцена их страны внезапно опустела: ее оставили шутам-марионеткам и дуракам; и те, само собой никогда не участвовавшие в официальных делах Третьей республики, заполнили ее, словно втянутые вакуумом. Таким образом, без всякого предостережения и, вероятно, вопреки своим сознательным наклонностям, они волей-неволей образовали такое публичное пространство, где – без каких-либо бюрократических принадлежностей и втайне от друзей и врагов – все, что имело отношение к делам страны, выполнялось с помощью слова и дела.

Долго это не продолжалось. Их освободили от того, что они с самого начала считали «бременем», и вернули к их личным делам (которые, как они теперь знали, невесомы, поскольку ни к чему не относятся), снова отделенным от «мира действительности» с помощью épaisseur triste, «печальной непроницаемости» частной жизни, сосредоточенной лишь вокруг себя самой. А если они отказывались «возвратиться к тому, с чего начинали, – к своему самому жалкому образу жизни», то им оставалось лишь вернуться к старой бессодержательной схватке конфликтующих идеологий, которая после победы над общим врагом снова охватила политическую арену, расколола прежних товарищей по оружию на бесчисленные клики (даже не на фракции) и втянула их в бесконечные полемики и интриги газетной войны. Случилось то, что Шар предвидел, ясно предчувствовал еще тогда, когда продолжалась настоящая война: «Я знаю, что, если выживу, мне придется расстаться с ароматом этих самых важных лет, отпустить (но не растоптать) свое сокровище». Они лишились своего сокровища.

Что это было за сокровище? Похоже, в их собственном понимании оно состояло как бы из двух взаимосвязанных частей: они обнаружили, что тот, кто «присоединялся к Сопротивлению, находил себя», что для него заканчивались «искания [себя], без всякого покровительства и от одной только неудовлетворенности», что он переставал подозревать себя в «неискренности», в том, что он «брюзгливый и подозрительный актер жизни», что он мог позволить себе «обнажиться». Именно нагими, лишенными всех масок, – как тех, которыми общество наделяет своих членов, так и тех, которые создает для себя сам индивид, реагируя на общество, – их впервые в жизни неожиданно посетил призрак свободы. Разумеется, не потому, что они боролись против тирании и еще более страшных вещей (то же самое можно сказать про каждого солдата союзных войск), а потому, что они «бросили вызов», взяли инициативу в свои руки и тем самым, сами того не зная и не замечая, начали создавать между собой то публичное пространство, где свобода могла быть явлена. «Свобода приглашена к каждой нашей совместной трапезе. Кресло пустует, но место накрыто».

Продолжить чтение

Вам может понравиться: