Туманы Заветного

Ч.1. «Тетя Надя»

Город Заветное лежал у моря, как выброшенная на берег туша огромной рыбы. Соленые волны лизали его бетонные заброшенные набережные, пропитанные вековой пылью развалившихся консервных заводов. Кислый запах гниющих на берегу медуз и водорослей висел в воздухе плотным одеялом.

Некогда гордый торговый порт теперь был кладбищем ржавых судов – скелеты доисторических чудовищ, тихо скрипящие на приколе. Вечно узкие запутанные улочки тонули в вечных сумерках, застроенные двухэтажными и выше, домами с провалившимися крышами и выбитыми стеклами. Лишь кровавые вспышки разборок между бандами, делившими скудные остатки былого процветания, нарушали эту вечную тишину. Над всем этим царило равнодушие милиции, давно превратившейся в еще одну ОПГ, только с кокардами и правом стрелять первыми.

На углу Портовой и тупика Безбожников, как оазис в пустыне отчаяния, тускло светился магазинчик «Уютный». За его прилавком, подобно древней, непоколебимой богине, восседала Надежда Валерьевна Крутова – тетя Надя. Для своих.

Руки ее, знавшие и ласку для брошенных котов, и смертельную хватку, как всегда, раскладывали товар: граненые стаканы со сметаной, вареники с картошкой, пахнущие миражом детства, дешевый корм для вечно голодных дворовых мурок, и, конечно же, водка – она была как замена валюты для особо важных дел.

Но под полой, рядом с мешками картошки, лежало иное – холодная сталь кастетов, увесистые дубинки, жужжащие шокеры. Для самых доверенных – старенькие обрезы с опиленными прикладами. Патроны, травка «для спокойствия», бутылки сладкой воды «Тархун», которой можно было запить и горе, и страх – все это доставалось по первому слову. Это была нейтральная территория, ее царство, отвоеванное зубами и ногтями еще в эпоху лихих 90-х.

История светильника – того самого, что висел над кассой, собранный из желтовато-белых, тщательно отполированных человеческих ребер, была не просто легендой, а кровавой былью. Это случилось в одну из бесконечных, пьяных ночей 1993-го, когда ее муж, по прозвищу Костя «Жесть» – местный авторитет, возомнивший себя царем и богом, вернулся домой не один, а с друзьями. Такими же отморозками, как и большая часть тех, кто хотел выжить и иметь право.

– Надь! – рявкнул он, шатаясь. – Гостей встречай! Будем тебя уму-разуму учить!

Один из приятелей хрипло засмеялся, размахивая пустой бутылкой. Костя отстегнул от штанов солдатский ремень с большой медной пряжкой.

Тишина, с которой она приняла первый удар, была не покорностью. Это был холод ненависти, сгустившийся в один большой и тяжелый ком в груди. Плакать Надежда устала давно. И когда Костя, уверенный в собственной безнаказанности, полез к ней снова, размахивая пряжкой – инстинкт загнанного зверя и годы унижений вырвались наружу. Тяжеленный топор для рубки мяса, валявшийся у печки, взметнулся в ее руке.

Первый удар, короткий и страшный, обрушился ему в колено, с хрустом ломая кость и отправляя его на пол. Второй, молниеносный – врезался в челюсть, превращая злобный оскал в кровавое месиво и лишая его возможности крикнуть. Третий же удар, точный и страшный, со свистом рассек живот, распарывая его, как мешок и обнажая клубящиеся внутренности. А потом ее руки, сильные от ежедневной работы с тяжелыми мешками, впились в еще теплую плоть, и с тихим, влажным звуком она вырвала его сердце, держа его перед глазами оставшихся в живых. Они-то и разнесли потом эту историю по всему Заветному (хотя, про сердце, вырванное одной рукой, возможно от шока приукрасили). С тех пор Надежду Крутову все заочно звали Валькирией, хотя для своих она предпочитала «тетя Надя».