– Ну что, Савельев, как ты смотришь на охоту? – сказал вдруг командир.
Начальник штаба стукнул, задвигая, ящиком стола.
– Дело. Моя уже все уши прожужжала: когда зайца привезешь? – Он взглянул в окно. Пронзительные краски ранней осени окропили деревья, и даже сквозь стекло потянуло чем-то таким сквозящим и свежим, что он порывисто вздохнул.
– И кота своего захвати. Как его – Барсик?
– По следу пустим, Алексей Федорыч? – засмеялся ему вдогонку начальник штаба.
Ефрейтор, водитель командирского газика, разыскал старшину штабной роты:
– Вечером на охоту, мать ее. Пригляни там, чтоб расход оставили.
– С Батей?
– Ну. И Сову с собой берет.
– А-а, – сказал старшина. – Ты там устрой ему охоту.
У КПП газик тормознул. Начальник штаба открыл заднюю дверцу.
– Кота не забыл? – обернулся командир.
– Здесь.
Из-за борта ватника выглядывала сонно-безразличная кошачья морда.
– Ефрейтор, давай за ту деревню… ну, еще поля такие годящие проезжали… как ее – Герциг?
– Херциг, – щегольнул водитель.
– Ишь ты! Ну и хрен с ним. – (Водитель прыснул.) – Жми.
Машина тряслась по лесной дороге, поддоном приминая росшую меж колеями траву; на развилке свернули на асфальт, водитель прибавил газ.
– Смотри-ка, Савельев, еще один! Начальник штаба повернулся к заднему окну.
В кювете лежал опрокинувшийся мотоцикл, но людей вокруг не было видно.
– Дороги чересчур хорошие, вот и бьются.
У нас так не погоняешь.
– Не скажи. Наши тоже могут, – не согласился командир.
На проселке машина снова запрыгала. Стало темнее, водитель включил ближний свет. Когда свернули на поле, начальнику штаба пришлось ухватиться за стойку, по которой был натянут брезентовый верх, – сзади трясло. Коротко скошенная трава шуршала под колесами.
– Хорош, – остановил наконец командир. – Где там кот твой? Барсик, Барсик… – потянулся он.
Начальник штаба уже все понял, и понял, что знал это давно, но само вырвалось:
– Зачем?
– Примета есть, не слыхал? Барсик, брысь!
Кот не думал отходить от газика.
– Давай задний ход, – почему-то шепотом приказал командир водителю.
Барсик побежал было за машиной, но, передумав, остановился и сел намывать лапу.
– Дальний вруби!
Два жестяных конуса света с мечущимися внутри пылинками разделили темноту, стерня стала мутно-серой. Только белая грудь кота выделялась. Командир вышел из газика, – перекатился какой-то ненастоящий выстрел, – переломил ружье и, вытащив гильзу, подул в ствол.
Двустволка Савельева стукнулась о металл переднего сиденья, он вздрогнул и внимательно стал ее осматривать.
– Можно и начинать. – Командир вернулся в машину.
Водитель приподнял лобовое стекло и укрепил его, завинтив барашек на боковом изогнутом кронштейне. Машина тронулась с выключенным светом. Савельев обрезом ствола сдвинул фуражку на затылок и, прижавшись щекой к вороненому холоду стали, рассеянно смотрел перед собой. Когда по полю впереди пробегала тень, командир приказывал: «Врубай!» – и, если конусы выхватывали зайца, тот обалдело замирал, приникая к земле и пряча за спиной уши, а командир стрелял, не выходя из машины.
– Вот дурак! – удовлетворенно повторял он, и Савельев созерцал в эти моменты горбоносый казацкий профиль. – А интересно, что с ними происходит? Будто пыльным мешком, а?.. Врубай же, мать твою!
