Дачный сюжет. Роман

Автор

Страниц

220

Год

—

Роман можно охарактеризовать как психологически насыщенную семейную сагу. Эта книга вышла в ограниченном тираже, наподобие работы «Отчий сад», и представляет собой переработанное и дополненное издание.

Основная загадка произведения заключается в том, как в доброй, на первый взгляд, семье может зарождаться червоточина, способная привести одного из братьев к трагическому финалу. Что же стоит за этим? Виной ли семейные мифы, витающие в воздухе, или же крайнее увлечение страстью? Фигурирует здесь главный герой – художник, который погружается в философские размышления о природе своего творчества.

События романа разворачиваются на протяжении двух десятилетий – от 1990-х до 2010-х, что создает обширный историко-социокультурный контекст. После прочтения этого произведения, один из признанных классиков русской литературы, Анатолий Ким, заметил: «Вспомним Бунина. Вспомним Чехова…» Это подчеркивает значимость и глубину затрагиваемых тем.

Иллюстрации, выполненные автором, придают книге дополнительный визуальный аспект, подчеркивающий атмосферу и эмоции повествования. Общее количество знаков в произведении составляет около 630 099, что позволяет углубиться в мир героев и их внутренние переживания. Роман продвигает интересные идеи о семье, любви и месте человека в мире искусства, превращая чтение в завораживающее путешествие по жизни и судьбе.

Читать бесплатно онлайн Дачный сюжет. Роман - Мария Бушуева

ISBN 978-5-0068-5154-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

МАРИЯ БУШУЕВА

ДАЧНЫЙ СЮЖЕТ

роман

Лица его родни шелестели в листве, темнели и светлели в траве, то в одном месте дачного сада, то в другом: вот промелькнул в жёлтых стеблях правильный профиль отца, Антона Андреевича Ярославцева, его тут же вместе с сухой травой унесло вдаль быстрым порывом ветра, но среди древесных веток успела откликнуться ему солнечным бликом улыбка матери Анны; ей тут же отозвалась мягкая морщинистая рябь – это бабушка Юлия Николаевна посылала с облака свой привет, и за ней пушинкой, в сердцевине которой твердело семя, спустилась в сад лёгкая тень простой и мудрой бабушки Клавдии Тимофеевны…

Внезапно со звякнувшим щемящим звуком просквозил по выступающим древесным корням острый профиль Сергея и зацепился за поднимающийся из-под сухой земли рыжевато-коричневый сосновый бугор. А среди тёмно-зеленой хвои вспыхнуло рыжим пламенем яркоглазое лицо деда.

– Чутьё, его вело чутьё, эге?

И кора запестрела цыганской юбкой, и старая королева – хозяйка дачного дома – возникла на миг, как солнечный воздушный столп – тут же распавшийся на золотистые искры, одна из которых уже сверкала в живых и нежных глазах вышедшей на террасу Натальи, сестры.

– Я прочитала недавно один роман, – Наталья смотрела на брата своим тихим взглядом. – Мне очень понравилась книга, там есть такой эпизод: герой читает старые письма советской эпохи, в которых родня обменивается впечатлениями о рождении детей, о поездках на юг, о своих огородных посадках… И герой бросает письма в огонь, потому что считает, что той жизни уже не существует и не будет никогда. Но это – мужской взгляд. А мне кажется, та жизнь никуда не исчезла, она так же длится и длится. Мы, женщины, ощущаем глубинные течения, связывающие человеческие души. Во внешней жизни меняются декорации и правила игры, появляются новые герои, выбрасываются на свалку старые. На самом деле это только майя, только очередная иллюзия…

А жизнь внутренняя – жизнь наших бабушек, наших родителей и наша юность – всё остается в нас.

Мы такие же – мы так же хотим любви и счастья.

Часть первая

НА СТАРЫХ ДАЧАХ

Узнаю тебя, жизнь, принимаю…

А. Блок

I

Чутьё, чутьё, его вело чутьё. Место самое обыкновенное, никакого искусственного моря тогда в помине не было, так, приток небольшой, крутые берега, правда, сосны, да, сосны – красиво, особенно вечерами. И несколько домишек, не дачек – обычных домиков со стариками и старухами. Вот здесь, говорит, построю я дачку. И что теперь, ведь всего сорок лет прошло – и здесь самый престижный дачный посёлок: «Волги», «Жигули», а как начались девяностые, сплошные иномарки…

И дырявая кастрюля папаши.

Сергея в школе пытались звать Сержем. Отмахнулся: пошло. Кликуха для банды. Приклеилось другое: граф. Тоже ведь прозвище, но почему-то не отнекивался, не морщился – даже нравилось. Льстило, наверное. Граф сказал, граф пошёл. Не пошёл – побежал. Быстрый, порывистый, смесь холерика с меланхоликом, как про себя любил говорить. Девочкам нравился, лезли все. Кроме скромных. Те влюблялись в других: попримитивней. Это всегда так в юности, как раньше говорили: Лондон – город контрастов, – в том смысле, что, если ты сам сложный, то тянет тебя к примитивам. Сергея ласкали девочки крупнокалиберные, рано созревшие. Было, видимо, что-то притягательное в его чувственности: целовался как-то по-особому, что ли… Ему не было еще пятнадцати, а ей тридцать три. Долго забыть не мог. Учительница первая моя. Так её называл. Ты помнишь, отец? Эге?! Хорошая баба была, он и сейчас кому угодно это повторит. Хорошая баба. Всегда поможет – только попроси поласковее. На дачке прошёл он свою первую школу. Граф. А она – жена кучера. Муж у неё работал таксистом. Налей, налей бокалы полней. Он ей пел. Муж, говорит, у меня тряпка. И жалко. Жалко у пчёлки, а пчёлка на ёлке – выгляни в окно! Так вот с тобой и пою. На гитаре он, правда, никогда не играл. Не умел. И учиться не пожелал: инструмент для парикмахеров, как бабушка изъяснялась: ещё только гриф алым бантом обвязать, а тебе чуб завить. Дед был, конечно, проще её. Но с чутьём, говорю, с чутьём, а?

Продолжить чтение

Вам может понравиться: