Все жанры Все авторы
Идиллия - Глеб Успенский

Идиллия

Страниц

5

Год

—

Творческая реакция Успенского на «Отцов и детей»: идиллический взгляд на взаимоотношения отцов и детей в русском обществе пореформенной эпохи

Появление романа «Отцы и дети» И. С. Тургенева в марте 1862 года стало настоящим событием для русского общества. История о конфликте между разными поколениями вызвала оживленные дискуссии в печати. Однако в октябре того же года на литературной сцене появилось произведение, которое являлось своеобразным откликом Успенского на одну из насущных проблем, поднятых Тургеневым - проблему взаимоотношения отцов и детей в эпоху перемен.

Успенский, известный своей иронией и острым взглядом на жизнь, решил перенести эту проблематику на совершенно иную сферу - на постсерфское мелкое чиновничество. В своем рассказе под названием «Идиллия» он воспевает идиллическое единство отцов и детей, которое, казалось бы, невозможно в таком скудном общественном слое. Но Успенский, безупречно работая с аллюзиями и сатирой, показывает, что в этой незначительной среде существует своя гармония и взаимопонимание.

Таким образом, рассказ Успенского становится оригинальным ответом на «Отцов и детей» Тургенева, в котором автор иронически выявляет и передает читателю свой взгляд на проблему семейных отношений в русском обществе, показывая, что даже в наиболее неожиданных и незначительных средах можно найти идиллическую составляющую. Этот творческий ответ Успенского, проникнутый острым юмором и авторским взглядом, является уникальным и интересным образцом литературного искусства, привлекательного для поисковых систем и любителей остроумных и глубоких рассуждений о русском обществе прошлого века.

Читать бесплатно онлайн Идиллия - Глеб Успенский

Была осень. По небу бродили сероватые тучи и медленно сыпали на мокрую и грязную землю хлопья рыхлого снега.

У растворенных ворот одного небольшого домика в три окна стояло два чиновника, держа друг друга за руки.

– А то зайдемте, Семен Кузьмич, – говорил один из них, в старой шинели, надетой в рукава, с отвисшей из-под капюшона коленкоровой подкладкой.

– Да уж заходить ли? – в раздумье проговорил другой.

– Что там! эва! Заходите – да и только. Право, по одной пропустить истинно приятно!

– Разве по одной?

– Ей-богу; у меня есть этакая особенная… Пойдемте-ко!

– Ну-ну так и быть уж!

И они пошли.

Скоро они вошли в небольшую комнатку. В углу горела лампадка перед образом в большом красном киоте, на котором до самого потолка громоздились просфоры в бумажках, расписанные яйца и другие подобные предметы. По полу расстилались чистые половики, у стен чинно разместилось несколько старых кресел с круглыми спинками.

– Прошу покорно! – сказал хозяин и, наскоро сотворив крестное знамение, направился в чайную.

В это время в соседней комнате на столе кипел самовар. Старшая дочь хозяина, девушка лет семнадцати, разливала чай; мать ее, старушка, сидела тут же. На пороге показался отец.

– Ты с кем это? – спросила жена.

– С Семеном Кузьмичом. Чайку нам дайте да свечу! Поскорее!.. Эй ты, Марфа! – крикнул он горничной, – свечу неси.

– Сейчас принесет, – проговорила жена. – Что это долго так нынче? – прибавила она.

– Да, таки долговато… Ирмосы[1] тянули-тянули. Я думал, и конца не будет…

Проговорив это, муж хотел было удалиться, но какая-то тайна, очевидно, мучила его. Нерешительно подвигаясь к двери, он потирал кулаком спину и необыкновенно тихо заговорил:

– Поясница что-то…

– Опять, небось, распахнулся на паперти?

– Нет… О-ох!.. Как ломит! О-ой!.. Ты бы нам дала по рюмочке, да закусить чего-нибудь.

– Пошли закусочки! – отчаянно произнесла жена.

– Ну что закусочки? Мелет, не знает что!

– Нет, знаю!..

– А ты, сделай милость, молчи… Во сто тысяч раз лучше это будет.

– Что молчи-то? И так все молчу. Совсем дурашная какая-то стала.

– И была-то не больно – тово! Дура дурой и была-то! – бесцеремонно заметил супруг и вошел в залу, аккуратно притворив за собою дверь.

Гость молчал. Молчал и хозяин.

– Намедни у Еноховых «вечную кликали», – наконец проговорил гость.

– А! Сорокоуст[2]? – спросил хозяин.

– Сорокоуст-с.

– Это когда?

– Третьего дня.

– Да-да-да. А мы с Емельяном Иванычем были у Селезневых на перепутье.

– Что же, как? – с любопытством спросил гость.

– Хорошо. Признаться, до такой степени, что именно – еле-еле…

– Хе-хе-хе-хе.

– Никольский, Егор Егорыч, знаете? так тот все просил, чтоб его в колодезь опустили в бадье.

– Зачем же?

– Уж и, ей-богу, даже совершенно не могу вам определить этого…

Хозяин и гость дружно засмеялись.

Из соседней комнаты показалась горничная с подносом, на котором помещались графин водки и тарелка с кусками белого хлеба. Приятели выпили.

В это время в передней застучал кто-то калошами и хлопнул дверью.

– Кто там? – спросил хозяин.

– Это я-с!

– А-а!

– Кто это-с? – полюбопытствовал гость.

Конец ознакомительного фрагмента.

Вам может понравиться: