Книга 1. ЩЕЛЬ КУНЯ И ШЕЛКОНЧИК сказка 18+ Фарфоровая кукла в мире сказок - Иван Старостин

Книга 1. ЩЕЛЬ КУНЯ И ШЕЛКОНЧИК сказка 18+ Фарфоровая кукла в мире сказок

Страниц

45

Год

2025

В мире, где магия и реальность переплетаются, одинокий реставратор по имени Антон случайно находит загадочную фарфоровую куклу, которая оказывается заколдованной принцессой Щель Куней. Её родной мир — Сад Застывших Желаний — находится под угрозой: Сурки-Хроножеры, странные существа, высасывающие время и забывающие воспоминания, угрожают его существованию.

Чтобы спасти принцессу и восстановить гармонию в её мире, Антону предстоит полностью изменить свою судьбу. Он должен превратиться в Шелкончика — дракона-реставратора, который умеет восстанавливать не только предметы, но и утерянные мечты. Его задание — построить невидимый мост, соединяющий традиции русского Нового года с которыми переплетается китайская культура, а также закрыть бездонную пропасть между обыденной жизнью и удивительным миром магии.

Путь становится сложным и непредсказуемым. Антону предстоит встретиться не только со сломленными вещами, но и с собственными страхами и уязвимыми сторонами. Он обнаруживает, что цены, которые придется заплатить за помощь, окажутся выше, чем он когда-либо мог предположить. В конечном итоге, для достижения победы над злом ему понадобятся не только силы, но и мастерство в починке самых хрупких и несостоявшихся вещей: разбитых надежд и его собственного сердца.

Таким образом, эта история не просто о спасении принцессы. Она о том, как каждый из нас может найти в себе силы для трансформации, чтобы справиться с жизненными вызовами, освободить прошлые воспоминания и ощутить волшебство даже в самые мрачные времена.

Читать бесплатно онлайн Книга 1. ЩЕЛЬ КУНЯ И ШЕЛКОНЧИК сказка 18+ Фарфоровая кукла в мире сказок - Иван Старостин

Глава 1. Фарфоровая тоска

Холод в мастерской был особым, пропитанным запахом старого дерева, льняного масла и тихой, концентрированной грусти. Антон провёл ладонью по скосу рубанка, смахнул тонкую, почти невесомую стружку. Она завилась на весу и мягко упала на пол, покрытый вековым слоем опилок и пыли. Снаружи, за заиндевевшим стеклом, декабрьский Питер хоронил день уже в четыре часа, и синеватый свет фонаря с улицы рисовала на стенах причудливые тени от струбцин, пил и незаконченных рам.

Комод стоял посреди мастерской, как инопланетный корабль. Тяжёлый, дубовый, с облупившимся лаковым слоем цвета запекшейся крови. Заказ от тёти Маши: «Сделай красиво, Антошенька, к празднику. Он бабушкин, помнишь?» Антон помнил. Помнил, как маленький, прятался в его нижнем ящике, принимая запах нафталина и старых писем за запах времени. Теперь время выветрилось, остался только затхлый дух забвения.

Он вскрыл последний, самый глубокий ящик. Тот, что всегда заедал. Дно было застелено выцветшей газетой за 1978 год. Под ней – неожиданная пустота, и в ней… нечто, завёрнутое в лоскут камчатной скатерти.

Антон развернул ткань. И замер.


Фарфор. Холодный, идеально-белый, но не слепящий. Мерцающий в сумеречном свете, как далёкая планета. Это была кукла. Девушка в вышитом, но заметно потёршемся шёлковом халате ципао цвета увядшего персика. Лицо – не восковая маска миловидности, как у современных кукол, а тонкая, почти болезненная работа. Высокие скулы, чуть раскосые глаза, полуприкрытые веками, будто она дремала или пребывала в глубокой печали. Рот – крошечная раковинка с лёгким изгибом, не улыбка и не гримаса, а замершее слово. Руки с тончайшими пальцами были сложены на коленях. Одна кисть чуть сжата в кулак, будто что-то держала когда-то и уже забыла что.

Антон, человек, привыкший к вещам, к их структуре и поломкам, вдруг почувствовал неловкость. Он взял её не как предмет, а как хрупкое существо. Поднял. Вес был обманчивым, сосредоточенным, живым.

И тогда он встретился с её взглядом.

Глаза были нарисованы. Просто тёмная эмаль. Но их положение, глубина под глазурью… Они смотрели. Не в пространство. В него. Сквозь него. В этой фарфоровой девушке была заперта тишина, такая густая, что ею можно было подавиться. Тоска, исходившая от неё, была не детской обидой, а взрослой, выношенной усталостью от долгого ожидания в темноте.

«Откуда ты?» – прошептал он. Мастерская поглотила шёпот.

Он не коллекционер. Ему было чуждо это «миленько». Но он не мог отвести глаз. Он посадил её на полку рядом с банками морилки. Между олифой и щётками по металлу она смотрелась абсурдно и… на своём месте. Как будто именно этого вида она и ждала все эти годы.

Внезапно содрогнулся от звонка в дверь. Время. Суета.

Тётя Маша ворвалась в мастерскую вихрем морозного воздуха и парфюма «Красная Москва».

– Ну что, жив ещё, затворник? Комод готов? Ой! – Она замолчала, уставившись на полку. – Это ещё что за красота? Бабушкина?

– Нашёл в ящике, – глухо ответил Антон, отгораживаясь от неё телом, будто защищая находку.

– Страшненькая какая-то, – фыркнула тётя Маша. – Глазищи пустые. Выбросишь, конечно. Место захламляет. Ты лучше скажи, комод-то к празднику будет? Гости приедут!

Она говорила о гостях, о меню, о том, как непременно надо купить новый сервиз, потому что старый «безнадёжно устарел». Её слова были как стая воробьёв: шумные, пустые, выклёвывающие крохи внимания. Антон кивал, глядя мимо неё на куклу. Её фарфоровый лик был невозмутим. Она слышала эту суету и сто лет назад, и, наверное, презирала её тихим, всепонимающим презрением.