Цап-царап, или Оборотни для Маши

Встаю на носочки, тихонько толкаю створку.

Открыто.

Цепляюсь за карниз, неловко подтягиваюсь на руках.

Весна, все тает, с крыши мне на макушку кап-кап.

С трудом заползаю в окно. С подоконника прыгаю в своей комнате.

Фух.

Справилась.

Так, а сумочка моя…

Черт.

Животом ложусь на окно, высовываюсь на улицу. Где-то она в кустах, темно, ничего не видно.

И тут слышу, как в комнате позади меня щелкает ночник.

И за спиной у меня разгорается слабый красноватый свет.

В испуге оглядываюсь. И замираю.

В кресле у кровати сидит он. Широко рассставив ноги в идеально выглаженных серых брюках, на подлокотниках покоятся широкие ладони. Рукава тонкой льняной рубашки закатаны, пара верхних пуговиц расстегнуты.

Шелковый галстук у него в руке, он лениво помахивает им, как подоводком, он словно хозяин, а я…

– Ты почему в моей комнате? – лучшая защита – нападение, и я нападаю. – Я ее запирала, кажется.

Его лицо в тени, слабые очертания подбородка и губ, темный взгляд из-под густых бровей сливается с мраком.

Четко видно лишь руку, и этот галстук, который он лениво наматывает на кулак.

– Ты запирала, – хрипловато подтверждает он. – А я отпер.

Он встаёт из кресла. Чуть потягивается, как сытый зверь, высокий и крупный, как гризли, но так пластичен, по-мужски идеален, сколько раз я видела его в один трусах – боже мой.

Ведь он живёт в этом доме.

И я тоже здесь живу.

– И как часто ты сбегаешь ночами гулять? – шаг, ещё шаг, он приближается ко мне. – И возвращаешься домой через окно?

– Первый раз, – вжимаюсь в подоконник. Вид у него угрожающий, хочется сигануть на улицу, едва сдерживаюсь. – У подруги день рождения…– лепечу, когда он останавливается почти вплотную ко мне.

От его тела будто искры шпарят. Не спасает кожаная куртка, одежда – слабая преграда, меня током бьёт от него. Что со мной творится в последние дни.

Я сама не своя.

– Первый раз, – повторяет он шепотом. Его лицо приближается к моему, и я перестаю дышать. Он чуть слышно втягивает воздух у моих губ. Отклоняется, улыбается краешком рта. – Вином пахнешь. Ты ещё и пила.

– Один бокал, – тоже шепчу. Представляю, какая нервотрёпка мне за это грозит от тети и умоляюще смотрю на него, – такое больше не повторится. Пусть это останется между нами. Пожалуйста. Ты ничего не видел. Ладно?

Он смотрит на мои губы. Долго, пристально, в спину мне дует ветер, а в груди жарко от его близости, и я на этих контрастах почти теряю сознание, в тишине жду его решения.

– Это останется между нами, – наконец говорит он. – Если, – он делает паузу, поднимает глаза, смотрит в мои, – если будешь хорошо себя вести. И сделаешь то, что я хочу.

– А…– облизываю пересохшие губы. В его словах улавливаю нечто неправильное, он не должен так со мной разговаривать, от его тона нарастает странная вибрация в животе. – Что ты хочешь?

– Немного, – его рука касается молнии на моей кожанке. Тянет, расстегивая. – Сними куртку.

– Зачем?

– Потом встань на колени, – продолжает он, сам дергает одежду с моих плеч, заставляя меня вздрогнуть. – А потом…

Его взгляд спускается вниз, и я тоже машинально смотрю туда – на вздыбленную ширинку брюк.

Он берется за ремень:

– А потом я покажу, что тебе делать.

Несколько часов назад

За окном только-только светает, зеваю и нятягиваю одеяло до подбородка, по утрам так холодно, не хочется вылезать из кровати.