Смерть художника

Многие люди переживают, что они одиноки в этом мире, но на самом деле плечом к плечу с ними всегда шагает она – их Смерть.

За долгие века её пальцы сомкнулись вокруг бесчисленного количества трепещущих светящихся сфер. Каждая душа пахла по-своему: одни – пылью библиотек и чернилами, другие – потом тяжкого труда и щепоткой соли, третья – сладким молоком и детским смехом. Но для Смерти это были просто ароматы, не более значимые, чем запах дождя или увядающего цветка. Она была серпом, а не летописцем. Её дело – собирать.

В эпоху, когда города пахли дымом и воском, Смерть пришла за душой поэта. Он сидел за столом, заваленным исписанными листами, и его пальцы всё ещё сжимали перо. В воздухе витал терпкий запах несбывшихся надежд и недописанной строки. Его душа, когда Смерть коснулась её, отдавала разочарованием и тонкими, как паутина, нотами несказанных слов.

«Всё равно это никто не прочёл бы», – равнодушно подумала она. Она не понимала, зачем тратить жизнь на то, что превратится в прах быстрее, чем тело в земле.

Однажды Смерть застала молодую девушку в сырой комнате, на потёртом диване. Она лежала, и каждое её дыхание давалось с хриплым свистом, будто сквозь лёгкие, насквозь пропитанные болезнью, с трудом пробирался последний воздух. Её исхудалые руки инстинктивно обнимали живот, где теплилась новая жизнь. Душа этой матери пахла тёплым ржаным хлебом, бесстрашной любовью и сталью самопожертвования. Забирая её, Смерть ощутила необычайную плотность и яркий свет, словно девушка отдала частичку себя тому, кого никогда не увидит.

«Глупость. Одна мимолётная свеча потухла, чтобы едва теплящаяся искра могла разгореться. В чём смысл?» – пронеслось в сознании Смерти.

Она видела души воинов, пахнущих железом и честью; души влюблённых, пропитанные ароматом роз и горечью разлуки; души стариков, от которых веяло умиротворением. Они были разными, но в глазах вечности – одинаково хрупкими и быстротечными.

Люди казались ей странными существами. Они знали, что их время ограничено, но транжирили его на пустяки: на накопление богатств, которые не возьмёшь с собой, на мелкие обиды, на погоню за призрачным одобрением других. Они плакали о прошлом и трепетали перед будущим, забывая жить в настоящем.

«Если бы у меня была душа, – думала Смерть, глядя, как очередная сфера растворялась в сиянии Древа, – я бы не потратила свою жизнь на эту суету. Я бы прожила каждое мгновение. Я бы…»

Но мысль обрывалась. У неё не было души. Не было жизни. Была лишь её собственная, неизменная субстанция – проводник, не имеющий права на собственный путь.

Её равнодушие было панцирем, защитой от тяжести бесчисленных чужих судеб, но где-то в глубине, на самом дне её вечности, теплилось маленькое, упрямое желание, которое она всячески пыталась заглушить. Ей хотелось почувствовать, каково это – быть человеком. И, возможно, оттого она с такой холодной яростью презирала их – этих хрупких, нелепых существ, – что втайне отчаянно завидовала их способности чувствовать. Завидовала их боли, их радости, их глупым, ни на что не влияющим надеждам. Ведь даже самая горькая человеческая слеза была доказательством того, что они живут куда полнее, чем она в своём вечном, бесчувственном существовании.

Цветочный магазин «Бутон Вечности» работал без выходных, но главные сделки заключались не за деньги. Расплачивались здесь иной валютой – душами. Люди не подозревали, что за стойкой им приветливо улыбалась Смерть. Самая настоящая. Та, что будет ждать каждого в конце пути, чтобы стать его проводником в новую жизнь.