ТВОРЦЫ ИЗ ПУСТОТЫ ИЛИ ТЕНЬЮ-3

Они ехали на север. Туда, где карты заканчивались, а реальность начинала подрагивать, как плёнка старой киноленты. Лекс вёл уазик, доставшийся от Вергилия, – темно-зеленый, без номеров, пахнущий бензином и сушёными травами. В салоне было тесно от оборудования, провизии и молчания.

Майя сидела на заднем сиденье, завернувшись в плед. Её глаза были закрыты, но Кирилл знал – она не спала. Она вела диалог. Со своим древним пассажиром, с Капсулой, лежавшей у неё на коленях в специальном кейсе из свинца и синего кварца, даже с дорогой, которая уходила под колёса. Её дипломат работал без остановки, прощупывая пространство на предмет угроз, искажений, следов.

Капсула. Чёрная сфера размером с грейпфрут, холодная на ощупь. Внутри – спящий Осколок, архив боли и памяти, их главный компас и главное бремя. Она не излучала покой. Она излучала… настороженность. Как зверь, который уснул одним глазом.

Кирилл смотрел в окно. Его левый глаз, тот самый, подарок-проклятие Хозяина, видел мир в разрезе. Дорога была не просто асфальтом. Она была шрамом на теле земли, по которому текли ржавые потоки старой энергии – страхи погибших в авариях, тоска дальнобойщиков, азарт лихачей. Леса по сторонам дышали зелёным, но ядовитым светом – там бушевала своя, дикая Подложка, не тронутая “Афобозом”, но от этого не менее голодная.

Вергилий, прежде чем отпустить их, дал координаты. Не точки на карте. Уравнение.

«Ищите место, где сходятся три разлома, – сказал он, его руки пахли землёй и полынью. – Геологический, исторический и… паттерновый. Там, где земля болела, люди страдали, а Подложка истончилась. Там может быть вход. Или зеркало. Или дверь, которую ещё не открыли».

Они искали это место уже неделю. Отклоняясь от маршрута, когда Капсула вдруг начинала вибрировать, или когда Мая беззвучно указывала направление. Мир за пределами Совино-17 оказался не просто опасным. Он был разным.

Они проезжали посёлки, где у каждого второго жителя был “пассажир” – но не как у них, а как домашний питомец, почти ручной. Местные “просветленные” торговали разными услугами: “тень-целитель” заживлял раны, “пассажир-предсказатель” угадывал карты. Это была не война и не симбиоз. Это была адаптация. Люди учились жить с голосами в голове, превращая кошмар в быт. Это было почти страшнее открытой угрозы.

В других местах царил хаос. Городок, где все “просветленные” вдруг, в один день, замолчали и выстроились в идеальный круг на главной площади, глядя в небо. Они не реагировали на внешние раздражители. Просто стояли. Апостолы? Нет. Что-то другое. Как будто их пассажиры получили одну и ту же команду из эфира.

“Епископы уже работают”, – сказала тогда Майя, не открывая глаз. – “Хозяин не просто собирает армию. Он стандартизирует”.

Лекс лишь сильнее сжал руль. Его молчание стало тяжелее, агрессивнее. Его пассажир, разрушитель, рвался наружу, требовал действия, точки приложения силы. Но враг был эфемерным. Как сражаться с идеей? С паттерном?

На пятый день пути Капсула проснулась.

Это случилось ночью, в чистом поле, где они остановились переночевать. Кирилл дежурил у костра, его левый глаз скользил по звёздам, пытаясь найти в их расположении знакомую геометрию. Вдруг кейс у Маи на коленях издал звук. Не громкий. Напоминающий удар камертона по стеклу.