Джонни Нэппер и Мир Снов

ГЛАВА 1

До вершины Тин-Телекей оставалось совсем немного, километров пять, не более. Ноги устали, не слушались, и шаман сел под сосной передохнуть. Подняв с земли хвойную иголку, сунул ее в рот и стал покусывать, втирая горьковатые капельки смолы языком в небо. Он не ел с утра, а этот простой способ перебивал аппетит.

Летом в тайге солнце садится быстро. Казалось, только час назад оно стояло в зените, и вот уже его край касается горизонта.

«Добраться бы дотемна», – подумал шаман, глядя, как светило скрывается за макушками деревьев.

Он вспомнил, как мальчишкой ходил по этому лесу с отцом, с интересом познавая животный и растительный мир. Как учился охотиться, ловить рыбу и собирать ягоды и грибы, отличая съедобные от ядовитых. Как-то раз, погнавшись за ящерицей, он споткнулся о торчащий из земли корень дерева и, упав, сломал зуб. Больно не было, только, пока не вырос новый зуб, он шепелявил почти на каждом слове. Отец после этого случая стал называть его Шелестом, с улыбкой объяснив это прозвище тем, что шаги его были тише шелеста падающих в лесу листьев. И Шелест не спорил. Он вообще никогда ни с кем не спорил и старался избегать компаний как сверстников, так и взрослых. Отец был для Шелеста лучшим другом и единственным ментором – беспрекословным авторитетом. Он научил его не только видеть лесной мир, но и чувствовать его. Настоящим шаманом нельзя стать, отучившись на шаманской кафедре оккультного университета или прослушав экспресс-курс шаманизма в Интернете. Им можно только родиться. Быть шаманом – право, передающееся по наследству, как графский титул. И Шелест гордился тем, что это право давало ему возможность жить в лесу, в скрепе с животным миром, а не с избалованной комфортом цивилизацией.

Со временем он так привык к жизни вдали от людей, что превратился в настоящего отшельника. Любая, даже мимолетная встреча с человеком вызывала в нем страх и панику. С каждым годом Шелест все больше отдалялся от общества и уходил глубже в тайгу, надеясь однажды окончательно разорвать связь с чуждым ему современным миром. Знания предков позволяли ему не только бродить звериными тропами, чутко улавливая тонкие, едва ощутимые запахи леса, но и видеть окружающий мир глазами животных, в которых он вселялся во время своих обрядов. Он мог часами парить орлом в небе, высматривая стаю волков, а обнаружив, уже через мгновение трамбовать лапами вожака влажный мох, уводя за собой волчью стаю подальше от новорожденных медвежат, оставленных свалившейся в овраг медведицей-одиночкой без защиты.

Отец рассказывал, что дед их деда обладал умением не просто вселяться в животных, но и становиться зверем. В одну из зим, приняв облик медведя, он провалился под лед, не успев научить своего сына искусству трансформации, и река унесла его тело, оставив серьезную брешь в хранилище знаний их племени. И вот спустя без малого двести лет у Шелеста появился шанс восстановить утраченную когда-то способность представителей его рода принимать обличье зверя.

Неделю назад, в свой тридцать третий день рождения, он спал на берегу той самой реки, где его древний предок нашел свою последнюю глубину. Во сне ему явился большой бурый медведь, такой огромный, что сперва Шелест даже принял его за мамонта. Он вышел из реки и сел рядом с Шелестом. Слипшаяся шерсть пахла застоявшейся водой вперемешку с тухлой рыбой. Слепни, в изобилии водившиеся в этой части леса, тут же облепили нежданного гостя, бесцеремонно залезая в глаза, нос и уши. Не обращая на них внимания, тот сидел, не шевелясь. Медведь как будто намеренно не стал стряхивать с себя остатки влаги, и вода тонкими ручейками стекала по шерсти и расплывалась под ним