Самая страшная игра

Не выходи из комнаты, не совершай ошибку!

(И. Бродский)

Из потерянных дневников

Вспоминая ту страшную осень и зиму, я понимаю – мы не могли поступить иначе. Хотя способов остаться в стороне было множество. Не отвечать на звонки с незнакомых номеров. Не выходить из дома, когда стемнеет. Или выходить, но только с теми, кто не замарался. Кто не в Игре. С теми, кто ни за что не согласились бы в нее играть – именно такие нам и нужны были тогда. Мы могли рассказать родителям. Учителям. Любому из взрослых. Позвонить в какую-нибудь службу – их же много сейчас. Возможно, нам не поверили бы сразу. Но, если бы мы настаивали, к нам бы прислушались. Подняли бы на уши школу. Врачей. Проверили бы у психиатра. На наркотики. Перетряхнули бы личные вещи, отняли телефоны, заперли бы дома. Придумали бы страшную историю – одну из тех, что пишут в новостях. «Опасное увлечение среди школьников и студентов», «новая опасная игра» и «будьте внимательны». Или что-нибудь в таком же духе. Пусть. По сравнению с тем, чем мы на самом деле занимались, это была бы сказка. Нас пасли бы, как овечек. Заблудших овечек. За нами стали бы следить. И супер, так нам и надо.

Но мы ничего не сделали. Оставили как есть. Остались в Игре. Даже тогда, когда стали пропадать люди. Когда мы сами пропали. Почему мы ничего не сделали? Я боюсь себе признаться, но, мне кажется, я знаю, почему. Правда в том, что ни один из нас не хотел уходить. И не только из страха.

Нам нравилось.

Нам очень нравилось.

Игра затянула нас.

И теперь нам остается одно.

Проходить Игру заново, пока она не закончится сама.

Но закончится ли?

Март 2019

Впервые это случилось двадцатого марта. Почти сразу, как Матвей вышел наружу. Только и успел отойти от подъезда.

Он направлялся к скверу. Все, что было вокруг, все, что успел Матвей увидеть и почувствовать незадолго до того, как мир изменился навсегда, он хорошо запомнил. Эта картинка врезалась в память, как ориентир той, старой жизни, к которой он еще имел отношение, но вскоре перестал. Запах маленького тамбура перед выходом на улицу – там, внутри лежал кусок ковра. Старого такого, как у бабушек в квартирах. Скорее всего, какая-нибудь из этих бабушек-соседок и притащила, чтобы «добро не пропадало». Летом ковер из подъезда убирали, а по осени выкладывали вновь. До прихода тепла он лежал там, пах мокрой дворнягой и старыми ботинками.

Что еще запомнилось Матвею тогда? Дверь, покрытая слоем относительно свежей краски (в прошлом году ремонтировали «панельки» на их улице, вот и у них мимоходом покрасили). Зарешеченное панорамное окно в пыльных разводах. Надпись «ещкере» черным маркером на стене. Синяя табличка с надписью «1 подъезд, кв. 1 – 99». Матвей зачем-то обернулся на нее, словно пытался запечатлеть эти последние кадры навсегда.

В окнах высотки горел свет – теплый, медовый, словно свежезаваренный чай, который там, на чужих кухнях, его наверняка и пили сейчас. С лимоном. С сахаром. С пряниками какими-нибудь. Или маковыми слойками. Матвей глядел вокруг, и будто видел это все впервые. Липы и клумбы. Детскую площадку с веревочным городком. Зеленые урны на скошенных ножках. Окурки вдоль бортиков. Жухлую прошлогоднюю траву. Голубей на дорожке. Скотч-терьера в клетчатой попонке – его хозяин стряхивал пепел на газон, спрятавшись за стволом дерева.