Сенсограм

Часть I: Побег в Неизвестность

Отрок распахнул глаза, ощущая лёгкую свежесть гидроколыбели. Её мягкие, пульсирующие стенки, напоминавшие колыбель из живой ткани, отпускали его в новый день, наполненный предвкушениями и открытиями. В доме уже царила утренняя суета, а дед, вечный страж домашних ритуалов, уже бодрствовал. Из кухни доносился характерный, чуть скрипучий звук его антикварной соковыжималки, предвестник стакана свежевыжатого мангового сока. Золотистый, ароматный напиток ждал Отрока на кухонном столе, пока дед, в привычной позе, погружённый в бесконечное редактирование своих мемуаров, лишь коротко кивнул, пожелав внуку, который залпом выпил сок на ходу, «хорошего и интересного дня». Он был поглощён воспоминаниями о далёких звёздах и своих бесчисленных миссиях, и лишь иногда его глаза загорались знакомым озорным огоньком, когда он замечал какую-то новую деталь, требующую уточнения в его бесконечной хронике.

По пути к учителям, по широким проспектам, пронизанным невидимыми полями, на Отрока накатывали волны сенсорной рекламы. Эти тонкие, почти неуловимые импульсы проникали прямо в сознание, рисуя образы далёких галактик, экзотических ландшафтов и удивительных существ. Внетелесные интергалактические путешествия – вот о чём мечтали все его ровесники, ожидая скорого совершеннолетия и заветного допуска к «большой игре». Даже отредактированные, урезанные отрывки чужих жизней на далёких планетах – их ощущения, эмоции, запахи и прикосновения – интриговали и будоражили воображение до предела. Юнцы проводили часы, обсуждая мельчайшие детали чужих сенсограмм, пытаясь предугадать, каково это – чувствовать ветер Марса на лице или вдыхать аромат флоры Юпитера. А ведь с допуском можно было не просто почувствовать чужие записи, но и воплотиться на любой планете, в любом местном существе, прожить его жизнь целиком, полностью адаптировавшись к чужим условиям. Это было несравнимо лучше, чем короткие экспедиции в громоздких скафандрах, где неудобная гравитация, токсичные атмосферы и мелькающие слишком быстро светила омрачали бы всё впечатление. Это был истинный, безопасный, полный опыт, позволявший раствориться в другом мире, стать его частью, не подвергая собственное тело риску.

Погружённый в мысли о возможном воплощении в каком-нибудь экзотическом примате с далёких лесных планет, Отрок не заметил, как свернул к космодрому. Путь напрямик через его базальтовые поля был короче, хоть и официально не поощрялся. Ступая по гладкой, отполированной поверхности, которая поглощала звуки шагов, Подросток воображал себя космонавтом, точь-в-точь как его дед. Он мысленно примерял скафандры, прикидывал траектории взлётов и посадок, рассматривал припаркованные для обслуживания и дозаправки космические корабли. Благодаря обширной домашней библиотеке, тысячам просмотренных сенсограмм и бесчисленным байкам деда, парень разбирался в космических суднах едва ли не лучше взрослых инженеров, зная каждую модель, каждый двигатель, каждую систему жизнеобеспечения.

Вдруг вдалеке, на горизонте, появился знакомый силуэт корабля, похожего на гигантское, идеально гладкое яйцо. Отрок вспомнил, как дед восторженно рассказывал о них, об их независимости и самодостаточности. Эти «Яйца» теперь летали по всей Вселенной в полностью автоматическом режиме, сея жизнь на бесчисленных планетах, выполняя роль своего рода космических садовников. Каждый такой автомат, оснащённый передовым роботом-биоинженером, мог в короткие сроки очистить планету от последствий горнорудной и промышленной деятельности, которую некогда оставили после себя другие цивилизации. Он мог наполнить её воды, сушу и небо тщательно подобранной симбиотической флорой и фауной, способной к саморегуляции и процветанию. Более того, эти корабли были способны заложить определённые генетические алгоритмы для самообучения и эволюции этих существ, обеспечивая их адаптацию к меняющимся условиям и формирование полноценных экосистем. Эти корабли были живыми семенами, несущими новую жизнь сквозь звёздные просторы, воплощением великой миссии по распространению жизни во всех её формах.