Ужин у суеверных фанатиков

У Кати не выходило из головы, как я управлялась с двумя маленькими детьми без поддержки близких и еще и работала в первую смену в школе. Я не делилась с ней информацией, и ее недоброжелательный мозг порождал одну бредовую идею за другой. «В этот раз ей не удастся отвертеться от моих вопросов», – думала она про себя, украшая праздничный стол ко Дню всех святых.

В квартире, где они жили с мужем уже четыре года, большой комнатой считалась только кухня. Когда-то светлая и оборудованная современной утварью, она медленно превращалась в неопрятную кладовую с каплями жира от приготовленной еды на стене. Духовой шкаф, немытый, наверное, в течение года, был покрыт толстым слоем ржавчины, а посудомоечная машина была заляпана светло-розовыми каплями. На балконе порядка не было. Там небрежно в одну свалку были сброшены военные пайки, наспех награбленные ее мужем, камуфляжные рюкзаки стопкой, сложенные в углу, накрывали собой валяющиеся огнетушители. Форточка в панорамном окне была приоткрыта, и свежий запах влажной травы проникал в окно, раздражая Катю. Она не любила эту мерзкую погоду и никак не могла понять, почему я перебралась жить вместе с Риком на Север, где постоянно холодно и идут дожди.

Она очень часто сравнивала себя со мной. Она искала нашу с ней схожесть и наши с ней отличия. Сила, движимая ею, не могла успокоиться и смириться с тем, что я могла жить намного лучше нее. Ей никак не давал покоя тот факт, что я могу себе позволить отправиться с мужем в отпуск и с легкостью решать организационные вопросы доставки багажа и ухода за моими маленьким детьми. Кате с мужем приятно было думать обо мне как о недостойном человеке, которому в этой жизни достался не самым справедливым способом красавец муж и его деньги.

– Зачем мы едем туда? – спросила тихо я.

Заветный поворот показался вдали, и я ощутила обжигающий прилив жара внутри себя. «Мы дома», – пробежало быстро в голове у меня. Целый год меня здесь не было. Я вглядывалась в каждый магазин, в каждый проулок, в каждое лицо прохожего в надежде увидеть перемены. Но пустые отсутствующие глаза горожан проплывали мимо, а переулки и магазинчики исчезали, теряясь в моей памяти навсегда. У меня больше не было того блеска в глазах, с которым я всегда приезжала в родные края. Больше не было той ностальгии по этим переулочкам и неосознанным взглядам горожан. Они так никогда и не поймут основной смысл жизни. А он вообще возникал этот вопрос в их головах? Я думаю, что нет, иначе я бы не встретила Марию с головой, опущенной в унитаз Катей, не встретила бы Нину, избитую подругой Кати в десятом классе, и, наконец, я не встретила бы себя, нагло выставленную из машины мужа Кати.

Я больше не ощущала это место своей Родиной, это было проклятое место, в котором я не смогла найти места для себя. Зачем я еду опять туда, где мне никто не рад, да еще в день рождения моей маленькой Софи. Зачем я еду туда, откуда меня вытеснили, оторвали и выбросили, словно старое покрывало? Наверное, я еду туда из-за уважения к своему мужу. Как тикающие старинные часы, у меня отбивало в голове желание не навредить им, однако последние роды дали о себе знать. Теперь мне стало сложнее убеждать себя дать им еще один шанс. Почему после стольких попыток наладить общение с братом мужа и его женой ничего не получалось? Я не знала, зачем люди очерняют других людей. Мне неоднократно хотелось сказать Леше: «Оглянись вокруг. Кругом живут такие же нормальные люди, как и вы, которые хотят просто жить. Нельзя наговаривать на людей и поступать подло с теми, кто тебе никогда не желал зла». Но он не был таковым. Он считал, что я ему желаю зла. Так всегда бредят суеверные люди. Они считают, что их беды начинаются с кого-то, но на самом деле являются самым сильным источник негативного воздействия на других.