Я видел слёзы ангела
Если я правильно помню,
И моя память не спит с другим,
Авторство этого мира
Принадлежит им.
Они ни в кого не верят;
И никогда не плачут.
Бог, открывающий двери;
Ангел приносящий удачу.
(группа «Високосный год»)
В начале последней четверти прошлого века прочитал в одном из выпусков старейшего российского научно-популярного журнала статью, посвященную теме климатических изменений на нашей планете. В ней кратко, текст уместился в три скупых абзаца, в качестве косвенного доказательства деградации континентальных ледников рассказывалось о том, что гляциологической экспедицией в горах Южной Америки на подтаявшем глетчере был найден мумифицировавшийся под воздействием естественных факторов труп человека.
Это был мальчик возрастом около пяти лет.
Живодерский разрез над гортанью и оставшееся от синяка черное пятно над ухом смотрелись явными следами ритуального убийства.
На выполненном крупным планом фотоснимке видна была верхняя часть туловища и голова. Труп был обёрнут пеленой, изготовленной из грубой, практически не выцветшей ткани коричневого цвета. Сползшая, или откинутая учеными на затылок, верхняя часть савана открывала для всеобщего обозрения терракотового окраса морщинистое лицо.
Занимая четверть лоснящегося типографским лаком журнального листа, взирало на меня сквозь превратившиеся в пергамент веки, что эфемерно прикрывали упавшую на дно глазниц пыль давно иссохших глаз, изображение мумии.
Скользнул по мастерски выполненному снимку взглядом, непреднамеренно оказавшимся фотографически пристальным, запечатлевшим навсегда в мою образную память вид мертвеца. И не захотел его рассматривать более.
Сначала взгляд отвёл непроизвольно. Нет, не испуганно, а рефлекторно. Затем, уже осознанно, твёрдой рукой перевернул страницу. Подчиняясь приказу разума.
Возникло чувство, что смотрю на себя мёртвого, что всё это мне знакомо давно. С самого детства. Или даже с момента рождения.
А то и до него.
Через несколько минут в нижней части груди родилась мутная волна животной злости.
Она разлилась по желудку. Поднялась до солнечного сплетения.
И сердце утонуло в злобе.
Душа переполнилась мерзостью и счастьем познания запредельной ненависти. Испытанной мною когда-то.
Или порождённой в настоящий момент жизни безграничной эмоцией, возникшей при рассмотрении тяготящего, гнетущего душу изображения на бумаге.
Моё эго взбунтовалось – Я жив! И я не жертва.
Сам глотки резал…
Прекрасно помню, как в другой жизни, или предыдущих снах, будучи рыцарем, мечом вскрывал врагу грудь…
…разрубая панцирь…
…обнажая трепещущее сердце.
А надо будет, и сейчас, в этой жизни…
Кулак лежал на глянцевой обложке захлопнутого навсегда журнала.
Надёжно слепляя листы бумаги.
Чтобы они, случайно даже, не распахнулись,
на окончательно закрытой для меня странице.
Я, не желал смотреть ещё раз на убитого ребёнка.
Но, не стёршаяся, по неведомым причинам, сейчас уже чужая, память;
Не испросив согласья моего;
Исторгла, из опасных для дурнего сознания глубин, историю убийства:
– Лето выдалось необыкновенно холодным. Люди выходили из жилищ одетыми почти по-зимнему.
Холод не покидал дома даже солнечным днём. Но обогревать комнаты давно перестали. Собранные на зиму запасы топлива истощились и использовались только для приготовления пищи. Пополнить их стало невозможно, так как все были заняты поиском пропитания.
