Семь маленьких моих миров

Очень маленькое предисловие, которое не говорит ровным счётом ни о чём.

–Пора начинать– сказал я шёпотом боясь первым нарушать тишину.

–Уже?– удивилось эхо– Прямо сейчас?

–А чего тянуть? Или ты против?– удивляюсь я в ответ.

–Ну, не то, что бы против, но… Боюсь как-то– оно замялось, как маленькая девочка которую угощают конфетой.

–Ну так и что с того?. Я тоже боюсь– я начинаю терять терпение и даже как мне кажется, начинаю раздражаться– Но чувствую, что надо.

–А что там?– неугомонно нудит эхо.

–А ты не заглядывала?

–Нет. Говорю же, боязно. Ну ты сам расскажи.

–Так не интересно– смягчился я и ласково посмотрел в глубину, туда, где как мне казалось живёт моё родное и непослушное эхо.

–Нууу– эхо делает вид, что обиделась, но я в эти сопельки не верю, да оно и не старается меня убедить– Ну хотя бы намекни тогда.

***

«Не иди за мной. Я сам не знаю куда иду.

Не беги передо мной. Поднимаешь много пыли на моём пути.

Угомонись, успокойся, остынь. Иди рядом со мной и лучше со стороны солнца»

Карл Ленгман. Обращение к музе.

1889 год

Семь маленьких моих миров

Эта история основана на абсолютно реальных событиях, которые произошли непосредственно со мной. Правда я в этом совсем не уверен.

***

Как я тут очутился? Не помню. Не понимаю. Не знаю. Да и признаться, по сути и не хочу знать. Я просто здесь. Я просто есть. В данном месте, в данное время.

Опушка леса. Сосны, дубы. Лес чистый, светлый, залит мягким солнечным светом. Утро. Легкий туман нежно прорезанный прозрачными лучами, вот вот готов рассеяться. За опушкой широкий луг. Сколько хватает взора луг этот засажен рожью. Стебли и колосья уже большие, но ещё не зрелые, бледно-зеленые. К крайним деревьям опушки, стоящим по границе луга прибиты жерди, по две-три. Ограда массивная, крепкая, каждая жердь толщиной с руку и точно говорю вам, не с мою тощую, а наверное с руку того великана, что их приколачивал.  Луг засеянный рожью образует глубокую впадину в лес, похожую на огромную подкову. Лишь с трёх сторон вижу деревья, а четвёртая сторона уходит куда-то до самого горизонта. Примерно в центре этой подковы растёт огромный дуб. Ствол толстый, старый, повидавший не мало бурь и молний. Примерно на высоте трёх метров делится этот корявый ствол на два по тоньше, но всё равно массивных, а те в свою очередь уже разбегаются по небу угловатой паутиной более мелких ветвей. Ветви к слову чёрные, причудливо ломанные в полёте своём, острые и свирепые. Чем выше, тем их больше и тем они тоньше, больно упираются прямо в утренний лазурный небосвод. Листьев совсем мало. Дуб старый и возможно уже доживает свой необъятный для человеческого разума срок, но он всё ещё жив и всё ещё угрожающе могуч. Ржаное море волнами набегает на этот дуб и разбивается о его черные скалы. Море борется с этим утёсом и думается мне, что пусть не сегодня и даже конечно же не завтра, но наверняка однажды это море истреплет неподатливого противника и сокрушённый дуб с оглушительным треском и шумом всё же рухнет подминая под свой прах всю вселенную.

Недалеко за оградой из жердей, на опушке, в густой тени елей стоит черная приземистая изба. Вид у неё ветхий. Бревна и крыша покосились, покрылись мхами, напитались лесной влагой. Солнечные лучи весело порхающие по опушке здесь почему-то не появляются. Избегают этого места.