Записки танкиста. Моя французская сестра

Часовой.

Сентябрь 1986.

– Эй, русский, как тебя, вставай! Война началась!

В расположении, похоже, уже никто не спит, но подъем пока не кричали.

– Какая война, блин?! Сколько время? Над койкой маячит испуганное лицо узбека по прозвищу Верблюд, неожиданно вспоминаю, что я в армии.

– Китайцы напали, часовой убили… Вставай, русский!

Рядом одевает сапоги литовец Алгис:

– Да, точно, диверсанты китайские… Э! Узбек! Бибис тау шикна! Иди на хер отсюда!

По всей казарме слышен приглушённый мат и шёпот. А спать-то как хочется!

– Алгис, а кто сказал? – начинаю говорить я, и вдруг на всю казарму:

– Подъем! Тревога! – и чуть позже, – С оружием на плац!

Сон полностью пропадает, так и обоссаться можно. Начинается беспорядочное движение и грохот падающих со второго яруса тел. Со звоном открываются решетки на оружейке, стучат по центральному проходу сапоги, и я одним из первых прорываюсь к автоматам. Дневальный суёт мне АКС.

– Это не мой, – кричу я, – номер не мой!

– Тебе не похер?! Поменяешься на плацу с кем-нибудь, отходи быстрее…

Толпой сбегаем с третьего этажа, кто-то из сержантов орёт на своё отделение, хлопают двери, портянки успевают скататься в трубочку где-то в районе пятки. Хоть цинки с патронами не выдали – значит, это учебная тревога!

-Третья рота, стройся! Четвёртая рота… Вторая рота!

– Азым! Уазик нол быр нол ыч объект кытык?!

– Биджо! Биджо! Твой автомат гдэ?!

– Шени траки! Вай! Автомат! Э… узбек, автомат дай?!

– Азым! Азым! Уазык объект кытык?!

– Полк смирно! – все замирают, ругательства останавливаются на полуслове, в свете фонарей виден командир полка.

–Товарищи бойцы… час назад… пост номер три… убит… прочесывают парк и склады…

Все слова вроде четко слышны, ускользает смысл… Значит правда завалили часового…

– Пятая рота идёт проверять стрельбище, четвёртая и третья – парк и хранилище ГСМ, восьмая – танкодром…

 Восьмая это мы, значит идём искать диверсантов…

Подпол продолжает говорить, но меня сейчас волнует только одно:

– Товарищ сержант, а патроны?! Мы что, без патронов пойдём?!

– У взводных макаровы, ещё две ракетницы сигнальных… Зачем тебе патроны? Чтобы ты своих пострелял?!

Мы идём знакомой дорогой на танкодром. Мы ходим здесь почти каждый день. Темно, фонарик у лейтёхи выхватывает из кромешной темноты кусок грунтовки с глубокой колеёй от наших Т-55 и деревья вокруг. Луны нет и, честно говоря, поисковый отряд из нас так себе. Зато мы как на ладони у всех китайцев в мире.

– А нашёл его Саня Сорокин с седьмой роты…

– Это рыжий такой сержант? Я его знаю, кажется!

– Ага, он разводящий в карауле был… Говорит, тело на колючке повисло, будто стоит он… Ну они покричали как положено, мол, разводящий… смена… А этот молчит! Подошли, а у него в груди маленькая дырка, а вот пол спины нет… Разнесло… Очередь была целая.

– Бля, вот зачем ты сейчас это рассказываешь?!

– А что выстрелов никто не слышал?! – у москвича с третьего взвода натуральный страх в глазах, мы прилетели вместе, как зовут его не помню…

– Слышали… хотя сначала решили – опять по зайцам деды стреляют. Прибежали… а там… не зайцы.

 На танкодроме пусто, если и есть кто-то, мы никого не видим.

– Так, Бельдыев, проверь учебные помещения! И ты… как там тебя…

– А чё я-то, тарищ сержант?! – Бельдыев явно не рад.

– Я Липцис… Но я без очков не вижу ни фига ночью.