Дракон и лунный свет

Над миром, словно тёмная корона, возвышались горы. Их пики, острые, как клыки исполинских зверей, вонзались в небеса, а склоны были изрезаны глубокими ущельями, словно следами когтей неведомого великана. Там, среди этих неприступных скал, обитал дракон по имени Грим. Это имя, подобно эху ветра в пещере, несло в себе отголоски тьмы и печали.

Грим был не просто драконом – он был воплощением ярости и одиночества. Его чешуя, переливающаяся всеми оттенками чёрного, от зловещего обсидиана до полуночного бархата, казалась броней, защищавшей его от мира. Его крылья, словно исполинские паруса из тьмы, внушали трепет, а дыхание, горячее, как сердце вулкана, оставляло после себя лишь пепел и страх.

Но за этой внешней неприступностью, за этим огненным гневом скрывалась глубокая, терзающая боль. Грим был одинок. Его одиночество было подобно туману, окутывающему горы, густому и непроглядному. Он жил в пещере, выдолбленной ветром и временем в самой сердцевине скалы. Там, среди залежей золота и самоцветов, которые он бессмысленно копил, он чувствовал себя еще более одиноким и несчастным.

Ночи казались Гриму бесконечными. Он часами сидел на краю пропасти, глядя на мир внизу. Он видел, как мерцают огни деревень, как танцуют звёзды на тёмном небосводе, но он не был частью этого мира. Он был как одинокое дерево на вершине горы, которое не может обнять своих собратьев в лесу внизу. Он словно был заперт в каменной клетке, и его одиночество было его тюрьмой.

Грим пытался найти утешение в силе. Он оттачивал свои когти, раздувал пламя, пока оно не становилось обжигающе белым, но всё это лишь усиливало его одиночество. Его ярость не приносила ему ни радости, ни облегчения, она лишь разъедала его душу, словно кислота. Его голос, когда-то полный гордости и мощи, превратился в грозное рычание, которое пугало всех вокруг. Он не мог сдержать ни свой огонь, ни свою злость.

Он пытался найти друзей среди животных, обитавших в горах. Но гордые орлы улетали прочь от его огненного дыхания, горные козлы разбегались при виде его огромной тени, а крошечные полевые мыши прятались в своих норках. Все убегали от него, и Грим злился всё больше и больше. Он не понимал, почему все его боятся, почему никто не хочет его понять.

Его сердце, огромное, как пещера, в которой он обитал, было наполнено холодным одиночеством и горечью. Он стал тем, кого боялись, тем, кого ненавидели, и чем больше он злился, тем сильнее одиночество заключало его в свои ледяные объятия. Он был драконом, чья ярость была не проявлением силы, а криком души, тонущей в бесконечной тоске и отчаянии. Он был узником собственной злобы, и ничто, казалось, не могло его спасти.

Однажды вечером, когда луна, словно огромный серебряный глаз, смотрела на мир с высоты небес, а звёзды мерцали, как драгоценные камни, рассыпанные по чёрному бархату ночи, к горе Грима прилетела фея. Её звали Люмиэль. Она была маленькой, хрупкой, словно вырезанной из лунного света, но её красота затмевала всё вокруг. Крылья Люмиэль переливались всеми цветами радуги, а её волосы цвета ночного неба были усыпаны мерцающей звёздной пылью.

Услышав едва уловимый шелест крыльев, Грим замер. Он уже привык к одиночеству, к тишине, нарушаемой лишь его собственным рычанием. Но этот звук был другим, нежным, словно прикосновение ветерка к его чешуе. Он притаился в тени скалы, готовясь к атаке, но вместо страха в его груди зародилось любопытство – чувство, которого он не испытывал уже очень давно.