Короткие рассказы: Три смешные милицейские истории

В Севастопольский батальон патрульно-постовой службы я пришёл работать сразу после службы в армии. Это был самый рассвет советской власти, который нынче называют периодом застоя, забывая обо всём положительном, что эта власть давала: например, стабильность, уверенность в дне грядущем, уважительное отношение к гражданам и так далее – перечислять можно долго. Но вот церковь, отделённая от государства, находилась, мягко говоря, в загоне. Считалось, что соблюдение религиозных обрядов – удел богомольных старушек, которые не смогли получить правильное советское воспитание и образование.

В те времена в городе, который по площади не уступает столице, была всего одна действующая церковь, находившаяся на старом, давно закрытом городском кладбище. По нему и днём пройти отважится не каждый, что уж говорить о ночах, когда пара лампочек на покосившихся столбах горела только у церкви. Однако на большие религиозные праздники в церкви проводились ночные богослужения. Территория кладбища оцеплялась милицией, и у нас был строгий приказ: молодежь, а особенно несовершеннолетних, не пропускать.

В одну из таких ночей, уже затемно, начальники провели инструктаж, и мы разошлись по секторам В кинематографе, изображая милицейские будни, подобные моменты показывали красиво. Энергичный, подтянутый офицер делит группы: «Этот наряд несет дежурство в третьем квадрате, а этот в пятом!» – и наряды, стремительно разъезжаются по своим участкам.

На деле все происходило несколько иначе. Начальник, сощурившись и беспомощно махая рукой в неопределённую даль, говорил: «Иванов и Петров, вы вооот там дежурите, ваша территория до туда, а Сидоров и Колесников – давайте туда».

После развода мы покурили, и, спотыкаясь в темноте о покосившиеся могильные оградки, перепрыгивая лужи, направились «вон туда», «не пропускать» и охранять общественный порядок.

Нам оказалось с начальником по пути. Ближе к кладбищенским воротам тропинка расширилась, и в свете фонарика мы увидели, что её преграждает упавший проржавевший массивный крест с распятием. Такие самодельные кресты, со следами грубой сварки, частенько устанавливали на могилках вместо надгробий.

– Непорядок, – возмутился начальник, – уберите его, чтобы людям не мешал, и зашагал к выходу.

Мой напарник, тяжелоатлет, недавно отслуживший срочную службу в спортивной роте внутренних войск, взвалил крест на плечо, и мы отправились в поисках достойного места, куда его можно было бы положить. Знать бы тогда, чем все это обернется.

Наша недолгая прогулка чуть не стоила жизни сухонькой набожной старушке, которая смело, невзирая на темноту, пробиралась к церкви. В неверном свете луны, который изредка пробивался сквозь дождевые тучи, перед её глазами возникло видение в виде креста с распятой фигурой, которое качаясь, двигалось прямо на неё. Старушка вскрикнула и, развернувшись, побежала прочь. Её энергичному старту позавидовал бы матёрый бегун, но, на свое несчастье бабуля споткнулась и, поскользнувшись в луже, упала на землю.

Мой напарник среагировал быстрее меня: мощным броском швырнув в сторону свою тяжёлую ношу, он устремился к упавшей старушке, даже не заметив, как крест из его рук, обрушился мне на голову. Удар был столь силён, что я не устоял на ногах. С трудом поднявшись, кое как нащупав на земле фуражку, я направился к пострадавшей от нашего «крестного хода». К моему приходу она уже начала приходить в себя, но, увидев перед собой нечто перепачканное и окровавленное слабым голосом умирающего человека, прошептала: «Дьявол…» – и вновь потеряла сознание.