Бублик. Рассказы взрослым о детях

Ах, если бы я знал, куда отправляюсь из своего нелюбимого, но уже привычного собачьего приюта, то сто раз подумал бы. Ведь мне говорили. И ей то же:

– Подумайте, у вас дети! (Кто такие дети? Эти три человеческих щенка, что крутятся возле неё?) Собака жуткий эгоист и единоличник. (Ну да, правильно. Только идиот подпустит к своей миске!) Пёс ни с кем не уживается! (А мне никто и не нужен. Был бы хозяин рядом)

Эти четверо мне определено нравились. А как они могли не нравится, если выбрали меня? Значит со вкусом и умом у них все в порядке.

Я тепло попрощался со всеми в собачьем приюте, встал на задние лапы и даже попытался обнять тех, кто кормил меня эти два года. А потом, как ни в чем не бывало, покатил к машине.

– Ого! Видимо, он ездил на машине! – удивился старший из мелких.

(Деревня!Я ещёи на лодке плавал!)

Мы приехали к большому дому. Меня вывели из машины и я, довольный, пошагал к входной двери.

– Куда это ты намылился? – спросил старший щенок. Его звали Георгий, но этого я пока не знал.

(Открывай дверь, я тебе покажу, куда именно. Для начала – в ванну Лапы мыть).

Домой меня не пустили. Пристегнули к будке и оставили на улице. Такой подставы я не ожидал. И будка чужая, и еда не та. Сами вон, по запаху из-под двери чую, плюшки трескают и молоко пьют.

А меня решили как поросёнка, всем, что осталось потчевать? Что б вам хвост отгрызли!

И я завыл. От обиды и разочарования. Душевно.

Дверь открылась, выпуская клубы тёплого пара, дело то зимой было, и мне в нос сунули кусок колбасы.

–Заткнись! – это был тот мужик, что встречал нас у дома, муж новой хозяйки.

Колбасу я съел быстро. Чего её не съесть? Вкусная, но мало. А раз мало…

И я завыл усерднее прежнего.

Пол ночи он открывал дверь и выкидывал мне по кусочку колбасы. Я затыкался минут на десять, а потом снова заводил свою шарманку.

С последним куском по выражению морды мужика я понял – это война!

Какие бы трели дальше не выкручивались из глубины моей собачьей души, дверь не открывалась. Это потом я пронюхал, что мужик просто ушел спать в другую комнату.

Через три дня совсем похолодало. В чужую будку впихнуть меня не получалось, я огрызался и грозился всех покусать. Всех, кроме новой хозяйки. Откровенно – побаивался, что вернёт обратно в приют. Туда я совсем не хотел. Как они не могли понять, что я хотел домой.

Мне бросили пару старых одеял на крыльцо, под них положили кусок фанеры и оставили в покое. И тут я объявил голодовку.

–Везите его обратно в приют. Задрал выть каждую ночь. Я скоро сам его покусаю, – лютовал несговорчивый мужик.

Я быстро смекнул: его слушали, но не особо слушались.

Уже днем перевалило за минус двадцать. Мне было холодно. Очень. Вон, даже хвост трясся. Да и кушать хотелось. Тепленького, жиденького чего-нибудь лакнуть бы…

Эх, есть все таки собачий Бог на свете!

Дверь отворилась. На пороге стоял тот самый мужик.

– Что? Мерзнешь, волчара чумазая? Что с тобой чернявенький делать? Иди домой. Вот тут, в коридоре у батареи посиди. Погрей свой пушистый зад.

Мужик отстегнул меня и запустил в дом. Я тут же примастил свою попу в коридоре к батарее.

С лестницы на меня смотрела недовольная пушистая морда.

– Мало тут чудаков, так они еще одного притащили. Ты кто, придурок? – спросила морда.

Это был местный кот Кузя. Тот еще фашист, как позже выяснилось.