Собрание сочинений в шести томах. Т. 4. Стиховедение

Жанр: История искусства / Критика / Русская поэзия

Автор

Страниц

690

Год

2022

Отредактированный текст:

Первое посмертное собрание сочинений М. Л. Гаспарова состоит из шести томов. Оно стремится полностью передать многогранность его научных интересов и основные направления его деятельности. В четвертом томе собраны его главные работы по стиховедению, что делает этот раздел особенно ценным. Имя Гаспарова тесно связано со значительными достижениями русского стиховедения второй половины ХХ века.

Выбор статей в данном томе не претендует на полноту, но нацелен на максимальную репрезентативность. В книгу включены не только классические работы, но и менее известные, но не менее важные труды Гаспарова, которые автор самостоятельно выбрал. Эти работы до сих пор были малоизвестны и труднодоступны для большинства читателей, так как публиковались в ограниченных тиражах.

Том также содержит энциклопедические статьи Гаспарова, в которых обозначены фундаментальные понятия стиховедения. Эти статьи лаконично и четко формулируют определения, принятые им.

Труды М. Л. Гаспарова в области стиховедения остаются неотъемлемой частью ресурсов всех специалистов, изучающих историю и теорию стиха. Они играют роль важного и необходимого справочника.

Читать бесплатно онлайн Собрание сочинений в шести томах. Т. 4. Стиховедение - Михаил Гаспаров

Гаспаров-стиховед

Non ignara mali, miseris succurrere disco.
P. Vergilius Maro

Raison d’ être своего увлечения стиховедением Михаил Леонович Гаспаров объяснял в мемуарной виньетке, вошедшей в его книгу «Записи и выписки»:

Меня спросили: зачем мне понадобилось кроме античности заниматься стиховедением. Я ответил: «У меня на стенке висит детская картинка: берег речки, мишка с восторгом удит рыбу из речки и бросает в ведерко, а за его спиной зайчик с таким же восторгом удит рыбу из этого мишкиного ведерка. Античностью я занимаюсь, как этот заяц, – с материалом, уже исследованным и переисследованным нашими предшественниками. А стиховедением – как мишка, – с материалом нетронутым, где всё нужно самому отыскивать и обсчитывать с самого начала. Интересно и то, и другое».

В другом месте он вспоминал, как начинались стиховедческие штудии нового времени:

Когда мне было двадцать пять лет, в Институте мировой литературы начала собираться стиховедческая группа. Ее можно было назвать клубом неудачников. Все старшие участники помнили, как наука стиховедения была отменена почти на тридцать лет, а их собственные работы в лучшем случае устаревали на корню. Председательствовал Л. И. Тимофеев, приходили Бонди, Квятковский, Никонов, Стеллецкий, один раз появился Голенищев-Кутузов. У Бонди была книга о стихе, зарезанная в корректуре. Штокмар в депрессии сжег полную картотеку рифм Маяковского. Нищий Квятковский был принят в Союз писателей за считанные годы до смерти и представляемые в комиссию несколько экземпляров своего «Поэтического словаря» 1940 года собирал по одному у знакомых. Квятковский отбыл свой срок в 1930‐х на Онеге, Никонов в 1940‐х в Сибири, Голенищев в 1950‐х в Югославии <…>. Колмогоров в это время, около 1960 года, заинтересовался стиховедением, этот интерес очень помог полузадушенной науке встать на ноги и получить признание.

О том, как стиховедение вопреки всем трудностям было признано научной дисциплиной, Гаспаров рассказывал в заметке «Взгляд из угла», написанной по просьбе журнала «Новое литературное обозрение» для специального выпуска, посвященного тартуско-московской семиотической школе:

Когда в 1962 году готовилась первая конференция по семиотике, я получил приглашение в ней участвовать. Это меня смутило. Слово это я слышал часто, но понимал плохо. Случайно я встретил в библиотеке <Е. В.> Падучеву, мы недавно были однокурсниками. Я спросил: «Что такое семиотика?» Она твердо ответила: «Никто не знает». Я спросил: «А ритмика трехударного дольника – это семиотика?» Она так же твердо ответила: «Конечно!» Это произвело на меня впечатление. Я сдал тезисы, и их напечатали. <…>

Дискуссию <о тартуско-московской школе> начал Б. М. Гаспаров, написав, что тартуская семиотика была способом отгородиться от советского окружения и общаться эсотерически, как идейные заговорщики. <…> С Борисом Михайловичем Гаспаровым мы сверстники, и ту научную обстановку, от которой хотелось отгородиться и уйти в эсотерический затвор, я помню очень хорошо. Но мне не нужно было даже товарищей по затвору, чтобы отвести с ними душу: щель, в которую я прятался, была одноместная. Мой взгляд на тартуско-московскую школу был со стороны, верней из угла. Из стиховедческого. <…>

Продолжить чтение

Вам может понравиться: