Они зовут

За месяц до убийства.

Алексей присел на обшарпанный подоконник в коридоре музея, достал телефон и набрал номер.

– Серёга, привет. Есть пара минут? – он понизил голос, косясь на дверь архива, где работала Марина.

– Ну, разумеется, – в трубке раздался знакомый саркастический тон друга. – Опять копаешься в старых бумажках и не можешь уснуть?

– Не совсем. Тут… напарница появилась. Марина Волкова. Хочу понять, можно ли ей доверять.

– Ого. Ты же обычно один работаешь. Что изменилось?

Алексей провёл рукой по волосам, подбирая слова.

– Она архивист. Знает все дыры в документах XX века. И у неё… личная история. Сестру‑близнеца потеряла в детстве. В том же районе, где пропал мой друг из «Светлого дома».

– Совпадение?

– Может, и нет. Она педантична, дотошна. Но есть что‑то… закрытое в ней. Как будто боится подпустить ближе.

– А ты уже пытался? – Серёга хмыкнул. – Ладно, не отвечай. Что хочешь узнать?

– Всё. Где живёт, как работает, были ли странности в её делах. Особенно – после того, как мы начали копать про приют.

– Понял. Проверю. Но, Лёш… – голос друга стал серьёзнее. – Будь осторожен. Если её прошлое связано с этим делом, она может быть не только союзником.

Алексей отключился, посмотрел на дверь архива. За стеклом мелькнула тень – Марина, склонившись над папками, что‑то записывала.

«Она либо ключ, либо ловушка», – подумал он, сунув телефон в карман.

Марина Волкова провела ладонью по корешку потрёпанной папки – и тут же отдёрнула руку. На пальцах остался серый след. Она невольно поморщилась: в музее привыкли к аккуратным, оцифрованным документам, а не к этому хламу из запасников приюта «Светлый дом».

– Всё ещё сомневаешься? – Алексей Гаранин прислонился к стеллажу, скрестив руки на груди. В его взгляде читалось привычное ехидство, но Марина знала: это маска. За последние три недели он ни разу не отступил.

– Я не сомневаюсь, – она стряхнула пыль с рукава блузки. – Я не понимаю, зачем мы копаемся в этом. Приют закрыли шестьдесят лет назад. Все, кто мог что‑то знать, давно умерли.

– Или молчат, – он достал из кармана диктофон. – Ты сама сказала: в списках воспитанников есть пометки «переведён», но ни одного адресата. Это как пропавшая страница в книге. Кто‑то её вырвал.

Марина вздохнула. Она знала, что он прав. Но каждый раз, открывая очередную папку, чувствовала, как внутри что‑то сжимается. Это было не просто расследование – это был путь в собственный кошмар.

– Знаешь, – она помедлила, перекладывая листы, – когда мне было восемь, я приходила сюда с сестрой. Тогда приют ещё работал. Нам показывали «образцовые» спальни, столовую… Всё выглядело так безупречно. Как картинка.

– И что тебя насторожило? – Алексей подвинулся ближе, оперся о край стола.

– Мелочи. Воспитатели слишком часто улыбались. Дети – слишком тихо разговаривали. А ещё… – она запнулась, вспоминая. – В одном из коридоров я увидела дверь с замком. На ней был нарисован круг с тремя точками. Я спросила у сестры, что это, а она… – Марина сглотнула, – она сказала: «Не смотри туда. Это не для нас».

Алексей нахмурился.

– Ты никогда не рассказывала об этом.

– Не хотела, чтобы звучало как детские страхи. Но теперь понимаю: это было предупреждение.