Чужестранец и завоеватели

Признаки присутствия чужака были настолько незначительными, что лошади не услышали и не почуяли ровным счётом ничего. Однако чувства Оррика из Яннарии были острее, чем у лошадей. Или, может быть, его разум лучше умел выделять важное, из сообщаемого чувствами. В тишине летнего горного леса, где не пели птицы, и ветерок был слишком слаб, чтобы колебать кроны, он мог услышать, как проминается мох под лёгкой ногой, выделить тончайший след странного незнакомого запаха среди обычных ароматов.

Может в иное время он бы и пропустил всё мимо ушей – и мимо носа – но сегодня, когда он проезжал мимо предыдущего места у дороги, подходившего для лагеря, у него создалось впечатление, что не больше пары дней назад там кого-то убили. А трупы уволокли в лес. При всей своей наблюдательности, Оррик был не слишком силён как следопыт, предпочитая глуши город, так что более глубоких выводов на основе не слишком свежих следов сделать не получилось. Но теперь он был настороже. И не был расположен окликать невидимого гостя. По крайней мере, не подстраховавшись.

Оррик привстал, сделал вид, что тянется к сложенным под деревом седельным сумкам – ну мало ли, захотелось ему добавить ещё что-нибудь в кипящий на маленьком костре котелок. Но вдруг схватился за аккуратно приставленное к дереву копьё.

Ни сказать, ни разглядеть ничего толком ему шанса не дали – треснувшие ветки, звук ноги, отталкивающейся от камня, сказали ему, что неведомое существо бросилось и осталось только развернуться со всей поспешностью, выставляя копьё перед собой в направлении звука. Оррик успел, и инерция собственного яростного броска насадила незадачливого убийцу на остриё. Но бросок этот был таков, что даже встретив его копьём сам Оррик не устоял на ногах – вместе с нападавшим они покатились по маленькой прогалине, опрокидывая котелок в огонь, пугая стреноженных лошадей, огласивших половину леса паническим ржанием. Оррик отпустил копьё, извернулся, избегая острых звериных когтей, которыми заканчивались более-менее человеческие руки нападавшего, вскочил, выхватил нож и ударил так быстро, что обычный человек даже не понял бы, когда он всё это успел сделать.

Когда нападавший схватился за распоротое горло, попытался подняться на ноги, но сумел лишь забрызгать кровью неведомым образом успевшие разлететься по всей прогалине вещи Оррика, упал снова и умер, Оррик не расслабился. Где был один враг, там могло быть и больше. Тщательно присматриваться к трупу сейчас тоже было не время, но на первый взгляд убитый враг не казался обычным изгоем-разбойником.

Вообще говоря, разбойники, даже оборотни, обычно держались подальше от таких, как Оррик. Был он высок ростом и сухопар, с осанкой опытного бойца и обветренным, загорелым лицом человека, много времени провёдшего в походах или странствиях, небедно одет, вооружён до зубов – шпага и кинжал на отложенном сейчас в сторону поясе, нож, которым он только что воспользовался, в сапоге, дорогой заморский арбалет, копьё. Пара лошадей – основная и заводная, чтобы везти хозяина, его арсенал, да небогатые пожитки. Все атрибуты странствующего героя, или бродячего головореза, в зависимости от того как посмотреть, в общем, человека опасного.

К тому же Оррик был в этих краях явным чужестранцем – значит, был достаточно силён, чтобы пережить далёкое, опасное путешествие. Раскинувшиеся в этой глуши мелкие княжества населял, в основном, народ саклибов, в массе русоволосый и светлоглазый, мужчины у них отпускали бороды, как и полагается вчерашним варварам, лишь какие-то столетия назад успевшим приобщиться к вере Небесных Богов и цивилизации. Оррик не походил ни на саклиба, ни на представителя иных обычных в этих местах людских племён – он был черноволос и черноглаз, носил длинные усы без бороды – вместо которой сейчас отросла колючая щетина, придавшая ему самому вид лихого разбойника.