Овцы. Повесть-сборник

Бада. Тысячи квадратных километров пустынных равнин, девственных лесов, величественных гор, песчаных барханов и междоусобных войн.

На самом деле у этой территории нет названия. Она – лишь отколовшийся кусок Йемена, о котором, будем честны, в самом Йемене-то и знать не знают, поэтому «революция» для местных радикалов прошла как по маслу – сопротивления не было. Они спокойно вошли в здание местного самоуправления в «столице» и убили всех, кому не посчастливилось находится внутри. Удобная тактика: если топтать каждый гриб на своём пути, среди растоптанных лисичек и сморчков обязательно попадутся несколько лживых притворщиков и поганок.

Сами местные себя никак не называют, да и незачем. Кроме своих деревень они в жизни ничего не видели и никогда не увидят, а то, что находится где-то там, за горизонтом, их мало интересует, что логично. Когда перед твоим домом с рёвом проезжают побитые пикапы, полные отбитых подростков, вооружённых до зубов ворованными автоматами, тебе вряд-ли будет дело до того, кто сейчас выигрывает на выборах в Конгресс. Когда за стеной слышны автоматные очереди и предсмертные сдавленные крики, тебе явно не будет интересна величественная река Луара, берущая своё начало на горе Жербье-де-Жон и впадающая в Атлантический океан. И когда в твоё окно без приглашения стучится самопальный коктейль Молотова, по горло заполненный бензином и гудроном, тебе будет абсолютно плевать на то, какое место занял Петер Эрни в перетягивании каната на Олимпийских играх в две тысячи тринадцатом.

«Бадой» эту дыру прозвали мы, с местного переводится как «погибнуть».

Наш отряд перебросили сюда с Йемена: вертушка, пулемёт и миномёт на борту, десять человек личного состава и по винтовке на каждого – комплектация, мягко скажем, небогатая. Но всяко лучше, чем попасть под удар «Точки» в Аль-Анаде1 – уж тут нам, можно сказать, повезло.

Война здесь – сказка. Бóльшая часть территорий не заселена. Хоть климат и ужасный, зато нет артиллерии, наёмников, регулярной армии и прочих прелестей остальных точек, куда нас могли командировать. По-крайней мере, к такому заключению мы пришли, пока тряслись в новеньком UH-60M2, держа в руках по свежесмазанной AR-15 с коллиматорами, голографами и тактическими рукоятями в комплекте. Мы ещё не знали, что загнанному в угол волку нечего терять. Когда у тебя за спиной лишь сгоревший дом, тебе некуда вернуться, негде спрятаться и горько плакать, закрыв лицо руками, некуда отступать. Местные дерутся до последней капли крови, до последнего вздоха – и молодые, и старики, и женщины, и дети. Особенно дети. За свою короткую жизнь они не видели ничего, кроме войны, так что им не с чем сравнивать, не о чем задуматься в самый неподходящий момент, незачем задаваться философскими вопросами о неприкосновенности человеческих жизней: они жмут на спусковой крючок, и волшебный столп огня заставляет чужого дядю уснуть вечным сном. Никто не сможет победить анархию, пытаясь найти в ней главную опору и подорвать её: она питает силы из масс, из нищеты, из голодных детей с автоматами, сломя голову бегущих на бронетехнику, из истощённых матерей без молока, кладущих в пелёнки взрывчатку, из свирепых звероподобных мужчин, воспитанных в культе насилия, и подростков, бросающих в соседские дома кустарные коктейли Молотова из бензина, смешанного с гудроном.