Гром среди ясного неба

Утро началось с привычного ритуала, который я выполнял уже много лет, не задумываясь. Проснувшись от вибрации будильника под подушкой, я потянулся к тумбочке за слуховыми аппаратами. Пальцы сами нашли знакомую коробочку с зарядным устройством. Без них мир был приглушенным, словно я находился под толщей воды, где все звуки становились размытыми и далекими.

Вставив аппараты в уши и нажав знакомые кнопки включения, я почувствовал, как мир вокруг меня оживает. Комната наполнилась привычными утренними звуками: негромким шипением кофеварки на кухне, легкими шагами Марины по деревянному паркету, приглушенным бормотанием утренних новостей из радиоприемника в гостиной. Каждый день начинался именно так, и это меня успокаивало.

– Антон, завтрак готов! – крикнула Марина из кухни, и ее голос прозвучал четко и ясно.

Я улыбнулся, слыша знакомые интонации. Мои слуховые аппараты последнего поколения работали безупречно уже второй год. Когда я только получил их, мне казалось, что я заново учусь слышать мир. Звуки стали более четкими, речь – разборчивой. Конечно, это было не то же самое, что естественный слух, но достаточно близко, чтобы я почти забыл о своих особенностях.

Моя тугоухость была спутником с детства. Врачи говорили родителям что-то о врожденной сенсоневральной потере слуха средней степени. Для меня это были просто слова. Я рос, зная, что мир звучит для меня чуть тише и менее отчетливо, чем для других. В школе носил более простые аппараты, иногда снимал их на переменах, чтобы избежать насмешек одноклассников. Но со временем принял эту особенность как часть себя.

– Иду! – откликнулся я, поднимаясь с постели и натягивая домашние тапочки.

В зеркале на меня смотрел обычный двадцатидевятилетний мужчина с немного растрепанными темными волосами и карими глазами. Слуховые аппараты были почти незаметны – современные, элегантные, телесного цвета. Они располагались за ушами так аккуратно, что большинство людей даже не подозревали об их существовании, пока я сам не рассказывал о своей особенности.

Иногда я даже забывал о них. Настолько они стали частью меня, как очки для близорукого человека. Утром надеваешь – и живешь обычной жизнью. Вечером снимаешь – и погружаешься в привычную тишину, которая не пугала меня, а, наоборот, успокаивала после шумного дня.

На кухне меня встретил аромат свежезаваренного кофе и звук жарящихся на сковороде яиц. Марина стояла у плиты в своем любимом синем халате, напевая что-то под нос. Она всегда пела по утрам – не громко, скорее мурлыкала мелодии, которые крутились у нее в голове. Мне нравилось это слушать, хотя я не всегда различал все ноты так четко, как хотелось бы.

– Доброе утро, красавица, – сказал я, обнимая ее за талию сзади.

– Доброе утро, соня, – засмеялась она, поворачиваясь ко мне лицом. – Спал хорошо?

– Как убитый. А ты?

– Тоже неплохо, только соседи сверху опять что-то двигали ночью.

Я кивнул, хотя ночных звуков не слышал – на ночь я всегда снимал аппараты. Это была одна из тех мелочей нашей совместной жизни, к которым Марина давно привыкла. Она никогда не делала из моей тугоухости проблему, не говорила со мной громче обычного или как с больным человеком. Просто была рядом, принимая меня таким, какой я есть.