Море и жаворонок. Из европейских и американских поэтов XVI–XX вв.

Жанр: Стихи и поэзия / Зарубежная поэзия / Зарубежная классика

Автор

Страниц

140

Год

—

Уникальная представительная антология пяти веков поэзии, созданная изысканным сочетанием произведений крупнейших поэтов Старого и Нового Света, впервые представлена великим переводчиком Григорием Михайловичем Кружковым. На страницах этой книги собраны шедевры английской, американской, французской и испанской поэзии в хронологическом порядке, раскрывая перед читателем общую эволюцию европейского поэтического искусства.

Начиная с древнеирландских стихов раннего Средневековья, которые впервые представили миру рифмованную поэзию, а затем были распространены по всей Европе, антология глубоко проникает в историю искусства. Она отражает постепенное развитие поэтического выражения от эпохи романтизма до современности, а также открытие новых тем и техник.

Григорий Кружков, один из самых востребованных переводчиков и авторитетных литературоведов, уже удостоеннный Государственной премии РФ, премии Гильдии переводчиков "Мастер", Большой Бунинской и Волошинской премий, заслуженно возглавляет это сборник. Он является профессором, активным членом Шекспировской комиссии РАН и имеет почетное звание доктора литературы Дублинского университета.

Разнообразие стилей и национальных традиций, объединенных в этой антологии, позволят читателям погрузиться в глубины поэтического мира и насладиться великим искусством слова. Она станет не только незаменимым источником знаний для студентов и литературных исследователей, но и настоящим кладезем вдохновения для всех любителей поэзии. Откройте для себя великолепие и глубину мировой поэзии через глаза талантливого Григория Михайловича Кружкова.

Читать бесплатно онлайн Море и жаворонок. Из европейских и американских поэтов XVI–XX вв. - Антология, Григорий Михайлович Кружков

Григорий Кружков

Предисловие

Эта книга юбилейная – она подытоживает 50 лет переводческой работы. А началось всё с того, что никому не известный аспирант-физик сведал адрес издательства «Художественная литература», приехал на Ново-Басманную улицу, поднялся на пятый этаж, в отдел зарубежной литературы, постучался в первую дверь и спросил, кому можно показать свои переводы. Их у меня было ровно два: «Ода Греческой Вазе» Джона Китса и сонет, начинающийся по-английски словами «I cry you mercy, pity, love – ay, love». Мне повезло, меня не завернули с порога, а наоборот – прочли, ободрили и вскоре предложили попробовать свои силы в переводе Эдгара По и Теофиля Готье. И даже – вот чудо! – приняли мои еще ученические опусы к печати. Там были, в частности, «Луксорский обелиск» Готье и «К Елене» Эдгара По; посмотрите, если интересно, – с этого я начинал.

Хотя, если разобраться, начало можно отнести еще дальше назад – к школьным временам. Помню, кто-то сказал мне, что в Москве на улице Качалова есть букинистический магазин, где продают книги на иностранных языках. Я поехал туда и за сущие пустяки купил восхитительный томик Генри Лонгфелло 1860 года и двухтомник Альфреда Теннисона, тоже прижизненный, с иллюстрациями, прикрытыми тонкой папиросной бумагой. Для молодых читателей уточню: в те баснословные времена граница, конечно, была на замке, так что современные английские книги не могли проникнуть в СССР. Купленные мной были обломками каких-то еще дореволюционных библиотек.

Я жил тогда в подмосковном поселке на улице 2-я Крестьянская. В детстве у меня не было ни заветного отцовского шкафа с книгами, ни вдохновенного учителя литературы, читающего наизусть Блока, вообще ничего подобного. Но тем сильнее меня тянуло в сторону стихов, а стихи на чужом языке были еще таинственней и тем самым притягательней.

У Олега Чухонцева есть такие строки:

Смотри, как сладко ягоды висят,

Но слаще среди них чужая ветка.

«Малина ваша проросла в наш сад», —

Через забор мне говорит соседка.

Чужое манит, потому что есть какой-то всеобщий закон тяготения, из которого закон Ньютона вытекает как частное следствие. И еще: без чужого не бывает нового. Вся история литературы это доказывает.

Как возникло желание переводить, это невольное шевеленье губ, все время пытающихся сказать по-русски то, что они прочитали по-английски? Я думаю, в основе было желание приблизиться, понять и присвоить. Аркадий Гаврилов, переводчик стихов Эмили Дикинсон, однажды заметил: «Стихотворение на чужом языке похоже на негатив портрета, в котором с трудом можно угадать черты личности поэта. Многое остается непонятным, пока не переведешь портрет с негатива на бумагу и не обработаешь отпечаток „химией“ своей души».

Сейчас я могу как-то это объяснить, отрефлектировать; а тогда, в юности, я действовал спроста, не задумываясь. Откуда взялась первая сноровка? Откуда пришло чувство (наиважнейшее для переводчика), что если не получается как следует, ты должен или расшибиться в лепешку – или уж оставить стихотворение в покое, не портить хорошую вещь? Видимо, какой-то переводческий ген сидел во мне с самого начала.

Но дальше судьба сделала зигзаг. В юности бывает так (и даже очень часто!), что человек увлекается одновременно или почти одновременно сразу двумя девушками. Вот так и я, не разлюбив стихов, увлекся естественными науками и почти на десять лет ушел в физику. Сказать точнее, я жил, как тот крестьянин у Маяковского: «землю попашет, попишет стихи». Но поэзия в конечном счете взяла верх. Произошел как бы

Продолжить чтение

Вам может понравиться: