Изнанка поэзии - Иннокентий Анненский

Изнанка поэзии

Жанр: Критика

Страниц

20

Год

Каждый из нас, помимо привязанного к рутины участия в повседневной жизни, обладает своей собственной, вполне фантастической изолированной реальностью. Здесь уже мы сами, не подчиняющиеся течению жизни, носящей своих рабов. Здесь мы, хотя и безмолвно, хотя и покоимся, но можем наслаждаться этой реальностью в избытке, и, самое главное, без последствий. Здесь каждый из нас, как центр вселенной, чувствует себя господином жизни, и ее солнцем, ее единственным, светящим и даже чрезмерно добрым солнцем. И чем менее значима моя роль в реальной жизни, чем более незаметен сам фон моего существования, тем сильнее будет светить мое чувствительное, мое щедрое, мое великодушное и прекрасное солнце… Кроме подобного высказывания, рождающего множество эмоций и вдохновления, хотелось бы добавить, что у каждого из нас есть возможность и право на создание своей собственной мироздания, где мы можем быть настоящими хозяевами нашей собственной судьбы. В этом весьма особенном мире мы можем почувствовать себя всемогущими, творящими и управляющими своей жизнью, даруя ей яркость и значимость. Это прекрасное чувство позволяет нам наслаждаться каждым моментом, каждой мелочью, создавая свою собственную гармонию и радость. Наше собственное солнце светит ярче всего, когда мы находимся внутри этого особенного мира, где весь остальной шум и суета исчезают, оставляя место для нашей индивидуальности и креативности. Ведь это мы сами являемся авторами и режиссерами нашей уникальной судьбы, и только мы можем придать ей смысл и значение. И даже если наша роль в реальной жизни кажется незначительной, внутри этого особого мира мы становимся невероятно важными и существенными, мы становимся солнцем, освещающим свою собственную вселенную.

Читать бесплатно онлайн Изнанка поэзии - Иннокентий Анненский

Мечтатели и избранник

Кроме подневольного участия в жизни, каждый из нас имеет с нею, жизнью, лично свое, чисто мечтательное общение.

Но здесь распоряжается уже не жизнь, а мы, ее невольники. Здесь уже мы, хотя и молча, хотя и лежа, но можем натешиться над нею вдосталь и, главное, без малейшего риска.

Здесь каждый из нас, из центров вселенной, чувствует себя не только господином жизни, но и ее солнцем, ее единственным, лучезарным и даже как-то неумеренно благотворным солнцем.

И чем ничтожнее моя роль в настоящей жизни, чем бесцветнее самый фон моего существования, тем ярче будет сиять мое сентиментальное, мое щедрое, мое великодушное и прекрасное солнце.

Прочитайте «Белые ночи» Достоевского. Там под видом бедно одетого канцеляриста вас займет один из несомненнейших царей вселенной. И, когда этот безыменный ранним летом пробирается по улицам опустевшего Петербурга, вы непременно отличите его по землистому цвету лица, потерянному взгляду и озабоченно-рассеянной походке. Этот человек любит дома, он дружен со старыми петербургскими домами[1] и молча говорит с ними в томительно-долгий закат жаркого петербургского дня. Но еще больше любит нашу холодноватую белую ночь, и деревянный забор, и ограду церкви, и чьи-то поспешные шаги по рыхлому берегу реки Ждановки.

В жизни этот человек только уступает, и в бескорыстии, в присужденности этих уступок есть для него даже особая, меланхолическая сладость. Его двоюродный брат Дарданелов,[2] кажется, несколько позже преподавал географию в уездном училище того города, где судили Митеньку Карамазова, и хотя мать Коли Красоткина не подавала ему определенной надежды, но Дарданелов терпеливо ждал, и Дарданелов был счастлив.

Но тот давний мечтатель еще не был знаком со вдовою чиновника Красоткина.

Он рассказывал свои сны только Настеньке, и Настенька плакала, потому что ей было жаль Дарданелова и жаль самой себя, а главное, потому, что она ничего не понимала в упоении его мечтаний.

Глупенькая Настенька любила только жизнь, а в мечтах ее друга жизни-то именно и не было вовсе, а было только подполье, да еще фразы из какого-то романа, безбожно зачитанного мечтателем, хотя на книге и значилось весьма ясными литерами: «Из книг Антона Антоновича Сеточкина».[3] И зачем только говорил Настеньке ее новый друг о том, что было так хорошо, пока только думалось? И куда же девались те внутренние и чистые слезы, тот восторг беспредметного великодушия, та прелесть безболезненной жертвы, которые он переживал в подполье? Пускай Настенька не видела или не захотела видеть ни бедного содержания снов своего странного приятеля, ни наивной и исступленной эгоистичности его романов, дело в том, что они прозвучали, – и тем осуществились. Мечтателю стало ясно, что конец их уже близок. Настенька думает, что это будет хороший конец, брачный конец. Для нее мечты вовсе не были монархией ее друга, а только грустным его одиночеством. Но Настеньки не распоряжаются жизнью мечтателей. Да и на что мечтателям счастье?

Даже ласка, простая женская ласка, и та обходит мечтателей. Зато в их процессе есть какая-то зоологическая стихийная неизбежность.

Мохнатая гусеница, для которой весь мир заключался в зеленой жвачке ее мечтаний, если ее вовремя не раздавили, фатально должна была окуклиться на своем старом мочальном диване под паутиною томительно желтых стен, окуклиться, чтобы потом хоть на какой-нибудь день, но обратиться в бабочку с мертвой головой на белых крыльях. Приезд жениха был только излишней жестокостью. Он мог бы и не петь Настеньке на набережной реки Ждановки «Rosina – Ro-si-i-i-na».

Вам может понравиться: