Все жанры Все авторы
Иуда - Иннокентий Анненский

Иуда

Жанр: Критика

Страниц

10

Год

—

Леонид Андреев - выдающийся представитель литературы, воспитанный на великом Достоевском. Но это не о том Достоевском, которого некогда ссылали в ссылку и за которого можно было сердиться из-за его произведений "Бесы" или "Дневник писателя". Этот другой, возвысившийся над всеми и давно уже ставший звездой нашей совести.
Русский писатель, который истинно чувствует, как бескрайняя глубина души магнетически тянет его к карамазовщине, подобно тому, как в пустом доме некуда уйти мне от лунного сияния и мрачной тени, которая одновременно страшная и комичная...
Изразительные образы и острые переживания Андреева делают его произведения подлинными кусочками истории, узловатыми лестницами и сложными лабиринтами жизни. Он воплощает в своих произведениях множество эмоций, стимулируя читателя к собственному внутреннему путешествию и поиску истины.
Будучи одаренным мастером слова и мастером передачи гаммы человеческих чувств, Леонид Андреев смело влечет нас в свой мир, полный противоречий и загадок. Его творчество призвано пробудить наши самые глубокие и темные страсти, заставить задуматься над сутью бытия и реальностью. Внимательно прочитав его произведения, невозможно остаться безразличным - они оставят неизгладимый след в сердце каждого читателя.

Читать бесплатно онлайн Иуда - Иннокентий Анненский

I. Обаяние Достоевского

Леонид Андреев принадлежит к поколению, воспитанному на Достоевском. Не на том Достоевском, которого когда-то ссылали в Сибирь, а потом держал в кабале Катков[1] и на которого можно было сердиться за «Бесов» или «Дневник писателя», – а на другом, отошедшем ввысь и давно уже лучезарном поэте нашей совести.

Русский писатель, если только тянет его к себе бездна души, не может более уйти от обаяния карамазовщины, как некуда в пустом доме уйти мне от лунного лика и от своей черной тени, зараз и жуткой и комичной.

Описания у Леонида Андреева почти всегда кажутся экзотическими. Это зависит от его манеры писать и своеобразного отношения к жизни: природы.

Сцена тоже избаловала его своими эффектами. Но в сущности новому Иуде нечего делать ни с Иудеей, ни с Галилеей. Стоит пробежать несколько страниц из Юшкевича, чтобы почувствовать, что герой новой повести никогда не читал и Великой книги.[2] Эта одинокая душа не знала вчерашнего дня, и если за нею были века, то они ушли целиком лишь на то, что жалобно стонущий ветер гонял ее по степям, как перекати-поле.

Тоска и стихийность Иуды слишком понятны и близки нам, чтобы искать их на Мертвом море, а силу для жизни он черпал не из обетования, а лишь из своей, т. е. нашей же, бог весть откуда налетевшей мечты, уродливо повлекшей за собою у Иуды предательство.

Я говорю, конечно, лишь о концепции Леонида Андреева, а не о библейском или историческом лице, о котором не стоит и рассуждать по поводу измышлений художника.

Но преступник, в котором слились мечтатель и мученик, поруганная и изуродованная жизнью любовь, с которой даже смерть не может снять личину ненависти; месть и предательство, которые неотступно молят о чуде и ненасытимо жаждут собственного посрамления, это ли не тот я, которого когда-то учил нас видеть и прощать в других Достоевский?

По природе своего таланта Леонид Андреев лишь изображает то, что Достоевский рассказывал, и внутренний человек заменен у него подобным ему, но внешним; но тем значительнее выходит в повести портрет Иуды:

Одна сторона его [лица] с черным, остро высматривающим глазом, была живая, подвижная, охотно собиравшаяся в многочисленные кривые морщинки. На Другой же не было морщин, и была она мертвенно-гладкая, плоская и застывшая; и хотя по величине она равнялась первой, но казалась огромной от широко открытого слепого глаза. Покрытый белесой мутью, не смыкающийся ни ночью ни днем, он одинаково встречал и свет и тьму; но оттого ли, что рядом с ним был живой и хитрый товарищ, не верилось в его полную слепоту.

Вы видите, что это не столько живописное внешнее выражение, сколько моментальный снимок, сделанный с «внутреннего человека» в тот миг, когда процесс разлада дошел в нем до мучительного безобразия.

Но уже Достоевский и не раз объяснял нам, как в одном гнездилище могут совмещаться обе иудины натуры; и ядовито-колющая и мучительно-раздавленная. Сначала жуткое содружество это было указано нам в человеке из подполья, потом перед нами прошел Фома Опискин, самодур и вчерашний шут, истязатель и страстотерпец, и, наконец, сын Федора Павловича Карамазова и Елизаветы Смердящей олицетворил собой весь ужас той душевной неслитости, которая обрекла на предательство и нового Иуду.

Вам может понравиться: