Черная моль

Рим! Рим! Кажется, там я покупал хорошие сигары.

Р. Киплинг

В одном из домов на Виа Дей Кондотти, в одном из тех домов, которые были слишком известны на протяжении столетий, а теперь не привлекают даже мимолетного внимания пресыщенных древностями туристов, у пустого и темного камина сидел, сутулясь в плотнеющих сумерках, мужчина с конвертом в руке. Изредка он коротко взглядывал в сторону окна, откуда периодически доносились автомобильные клаксоны или женский смех. Сидящий у камина заметно нервничал, его тонкие белые пальцы похрустывали, кончики ушей тревожно шевелились.

Наконец двери распахнулись, и темную комнату залило светом из дверного проема. Послышалась музыка – где-то в бесконечной анфиладе комнат играл камерный оркестр.

На пороге стояла женщина в длинном черном платье, с посеребренным лифом, серебряным пояском и открытой спиной. На груди ее поблескивала серебряная брошь в виде вопящей от ужаса летучей мыши.

– Синьора! – вскочил посетитель и хотел было подойти ближе, но был остановлен повелительным жестом руки.

– Письмо, – невыразительно сказала женщина.

Не смея нарушить запрет, мужчина как можно дальше вытянул руку с письмом и даже встал на цыпочки.

Взяв двумя пальцами конверт, женщина вскрыла его длинными острыми ногтями, покрашенными в алый цвет, и вытащила маленький плотный кусочек картона, на котором было написано лишь несколько слов – как видно, не латиницей.

– Ждите здесь, – сказала женщина слегка потеплевшим голосом, – вам все принесут. И спасибо.

Дверь захлопнулась. Стало темно.

За окном пронзительно вскрикнул ребенок. Посланец вздрогнул и обернулся.

В камине заплясали языки огня. И языки света от камина поползли к его ногам.

***

Перед тем, как вернуться в залу, она засунула письмо за корсаж.

– Где ты была, милая? – обернулся к ней муж, скользнув взглядом по ее груди. – Мы как раз обсуждаем с Питером, что происходит в России.

– В бывшей России, граф, – слегка соболезнующе ухмыльнулся посол Ее Величества, – в бывшей России.

– Сожалею, но мне неинтересно, – холодно улыбнулась графиня. – Однако вы, мальчики, можете умничать хоть до рассвета, я не обижусь. Спокойной ночи, Марко.

Она провела ногтями по лицу мужа, едва взглянула на Питера и направилась в свою спальню. Мужчины смотрели ей вслед, не в силах оторвать взгляд от обнаженной спины и царственных бедер, прикрытых тонкой черной тканью.

– Вот сучка, – выругался вполголоса посол. Граф оглушительно захохотал и хлопнул рыжего посла по плечу так, что тот покачнулся:

– Не вздумай приставать к моей жене, Питер! Не то чтобы я ревновал, просто не хотелось бы лишаться такого замечательного собеседника.

***

Перед ее глазами проплывали сцены из прошлого. Вот он, умирающий, захлебывающийся отчаянием, с черным и страшным лицом, лежит в ванне; вот он бесконечно долго расстегивает молнию на ее платье, и, не расстегнув до конца, разрывает его; вот он застает ее в постели с тем блондином, смотрит на нее насмешливо и презрительно; вот она стучит в дверь его квартиры, открывает, не дождавшись ответа, и он бросается навстречу в ужасе, на нем окровавленная одежда, подбородок и грудь залиты кровью. Он бросается к ней в ноги и рыдает. Вот их последняя встреча в каком-то жалком кафе, он сидит с потухшими глазами и почти не смотрит на нее. И снова, и снова, и снова – разорванное платье, он входит в нее, он целует ее, она целует его руку, она кусает его запястье, она…