Разборки дезертиров

Над райцентром формировалась грозовая туча. Набухла, как переполненный курдюк – уже касалась брюхом фаллической Кладбищенской сопки, расползалась, охватывая неосвоенные территории. А с запада надвигались подкрепления – косматые, жирные, ясно намекающие, что день закончится бурно и мокро.

Лично мне было глубоко безразлично. Трудно думать о погоде, когда под тобой жесткое сиденье с причиной геморроя под обшивкой, «уазик» молодецки гарцует, голова бьется в потолок, а тип, которого мы усердно преследуем, готов обороняться до последнего.

Закончился асфальт, началась Россия. Хотелось бы знать, чем занимаются наши прославленные коммунальные службы. Даже в ад дорога вымощена!

Мы уже проскочили барачные общежития консервного заводика, водонапорную башню, в которой по традиции ни воды, ни напора, зато охраняется государством (то есть мной). Слоган на заборе любовно подновили: «Рабочим – санатории, буржуям – крематории!» Городишко оборвался, потянулся серпантин вдоль обрывистого берега Кучумовки, двухцветные столбики с наклоном. Из преследуемой «Нивы» выбралась рука с пистолетом, сухо затрещали выстрелы. Водитель с гордой фамилией Козлов резко вывернул руль и завопил:

– Михаил Андреевич, да что же он творит! Совсем башню снесло мужику?

– Боевое крещение, Серега, – ухмыльнулся я.

– Спасибо, меня уже крестили… – Машину мощно тряхнуло.

– Эй, дорогу держи! – завопил я, хватаясь за выступающие части салона. Приподнялся, чтобы валик под обшивкой не пронзил до кишок. И очень кстати – «уазик» подлетел на ухабе, хлопнулся о грунт и чуть не сверзился в Кучумовку. Но какой-то квалификацией Козлов обладал – мы прокатились по полосатому столбику, окончательно его завалив, задели следующий и, вихляя кормой, сумели-таки выровняться.

Пистолета при себе не было. У Козлова тем более – он простой водила при конторе. И вообще, очень странно устроилась жизнь. В мои обязанности в последнюю очередь входило преследование преступников по пересеченной местности. Мои обязанности подразумевали протирание штанов в углу кабинета, ленивую работу с бумагами и лицезрение секретарши шефа Нинель, которая заходит к нам по десять раз на дню и вся уже обнамекалась.

Плюясь и выражаясь, водила выжал газ. Дистанция между беглым майором и суровой дланью закона понемногу сокращалась. Беглец проделал то же самое и дважды пальнул. Промазал, ушел за поворот – мы помчались за ним. Стена хребта потеснила небо, пушистые елочки на обрыве… Опять пальба. Я не выдержал, обернулся. Что происходит? «Буханка» с Ленькой Аристовым и тремя гориллами из комендантского взвода неторопливо тащилась за нами и вовсе не собиралась обгонять. А ведь при полной амуниции ехали, лентяи! Правильно, кому охота под пули в молодые годы? Пусть уж Мишка Луговой поработает (один и без оружия) – ему недавно целых тридцать шесть хлопнуло, жизнь не удалась, жена не любит, карьерный рост противопоказан – спи спокойно, дорогой товарищ…

– Михаил Андреевич, мы долго это будем терпеть? – разразился стенаниями Козлов, когда разлетелась вдребезги передняя фара.

– Спокойствие, Сережа, – сказал я. – Научись считать – хотя бы до восьми. Сколько патронов в обойме у «макарова»? Правильно, восемь. Все ушли, а второй обоймы у этого кренделя нет, она у него в сейфе на работе. Выезжай на встречную, догоняй… – Машину подбросило, что-то вывалилось из-под колес, с дребезжанием покатилось в речку – какая-то мелкая, «незначительная» деталь. – Блин горелый! – заорал я. – Ты следишь за своей колымагой?!